/Мишкина узкая спина не удаляется, я ее вижу постоянно, //она дергается из стороны в сторону, //но расстояние между мной и бе//с//призорником никак не сокращается. Наблюдатели вышли из своих д//о//мов. Они стоят кучками у дверей и смеются. Косой Вася здесь же//, в одной из групп//. Он смеется громче всех и указывает
//грязным //пальцем на меня:/
/- Глядите, люди добрые! Интеллигент бежит. Он //гомик//, между прочим.// И педофил. Он домогается до этого сопливого масленка.///
/Я очень хочу остановиться и дать Васе по морде, но мне н//ек//о//гда останавливаться, мне нужно обязательно догнать беглеца
Мишку. Обязательно. Иначе//, и я уверен в этом, произойдет что-то стра//ш//ное.///
/- Мишка, стой! //Я не сделаю тебе ничего плохого, -// //кричу я, и Мишка вдруг останавливается.///
/Это происходит не потому, что //он// устал и не потому, что п//о//верил моим словам - просто дальше некуда бежать. Впереди гл//у//хая стена, стена из красного кирпича. Это стена ангара и она ух//о//дит влево и вправо в бесконечность. /
/- Не подходи, дядь Сереж, - угрожающе говорит Мишка, и я вижу в его руке нож.// - Не подходи, убью.///
/- А мне все равно, - говорю я. - Мертвого убить невозможно./
/- Не тронь ребенка! - слышу я сзади злобное разноголосье. -
Слышишь, сука! Руки вверх! Хенде Хох! Щас ты у нас попляшешь//, старый пидор//! Щас мы тебя на шашлык пустим./
/Я поворачиваюсь. Ко мне приближается толпа странных //фигур//.
//Косого Васи среди них нет и э//то не наблюдатели. У них нет лиц, вместо них - гладкие серые пузыри, обрамленные капюшонами, и мне совершенно не п//о//нятно, чем они говорят.// Им нечем говорить, у них нет ртов. Но я слышу их злобные голоса.// Я не боюсь их, мне с//о//вершенно не страшно.// Во мне зреет злость.// //Странные фигуры// пр//и//ближаются, но и, сжав кулаки// и зубы//, иду им навстречу. Вдруг бе//з//ликая толпа превращается в еще более безликую серую массу//. Р//у//ки, ноги, тела, головы без лиц - все перемешивается. Серая// //масса// обволакивает меня, сковывает мои движения. Я бью кулаками по р//е//зиновой// вязкой// пустоте// и знаю, что мои удары не наносят ей ник//а//кого вреда//.// Больно только мне. Чем сильнее я дергаюсь, тем мне больнее, тем плотнее обволакивает меня //своими резиновыми щ//у//пальцами //мой безликий противник.// Мне //становится //тяжело д//ы//шать. //Я сейчас утону, захлебнусь этой серостью. //Из последних сил я п//ы//таюсь освободиться, поворачиваю// голову и// смотрю туда, где ст//о//ял
Мишка. Он там по-прежнему. Стоит и широко раскрыв свои черные,
//виноградные// глаза, глядит на меня. ///
/В его гл//а//зах//-виноградинах// ужас…///
/- Нет! Дядя Сережа!../
//
Я проснулся весь в холодном поту. Простыня обвила мое тело, затянувшись петлей на горле. Видимо я метался во сне, сражаясь с этой жуткой инфернальностью. Размотав простыню и сбросив ее на пол, я закурил и вышел на крыльцо. Небо было высоким и очень звездным.
Как в августе.
Я продержался на даче до понедельника.
Васин зять с супругой, которую никто никак не звал, в пятницу вечером уехали в город, увозя тяжеленные сумки с урожаем овощей, авоськи с банками маринованных маслят и охапки астр - видимо все на продажу. Вася, как каторжный вкалывал в огороде, готовя грядки, отработавшие сезон к зиме. Со мной он заговаривать не пытался.
Обиделся? Решил объявить мне бойкот? Ну и слава богу! Или еще лучше
- черт с ним! Мне его обида и бойкот на руку - никто не мешает моему одиночеству. И моим мыслям.
А мысли были о сне.
Это был другой сон. Впервые за десять лет я видел другой сон. Не скажу, что это обстоятельство меня обрадовало. Один кошмар сменился другим - всего-то! И все же я думал о своем новом сне. Зачем он мне приснился? И будет ли продолжение? Или мой новый кошмар будет повторяться? Или не будет? Может быть, сон этот - реакция на редкое необычное событие в моем монотонном существовании? На всплеск неожиданно проснувшихся эмоций? Не увижу я больше этого пацана наяву
- и не будет сна?
А ведь по большому счету я думал не о сне - я думал о моем новом юном знакомце. Казалось бы - что о нем думать? Пожалел беспризорного воришку, расхитителя, как говорил Василий, частной собственности.
Пожалел, накормил, а он наплевал на мою жалость и на мое участие, стырил мои продукты и вернулся к привычной вольной жизни. А впрочем…, что я знаю об этом ребенке? Что он сирота, и что его родители похоронены рядом с моими. Так может, это все ложь? Может, его родители живы? Живут и ничего не знают о преступном ремесле своего сынишки? А может быть, его и не Мишкой зовут вовсе? Может, он и тут наврал? Может быть…
Читать дальше