"Косой мыс", хоть и не особо большой, но я уж постараюсь в нем уединиться. А если мелькнет меж кустов Васина желтая куртка гаишника, в которой он постоянно ходит "косить масленков", уйду куда-нибудь в сторону.
В конце сентября в половине шестого утра в лесу еще темно, идти туда рановато. Ничего не видно - ни грибов, ни прочей окружающей красоты. А на берегу моря (мы называем наше водохранилище морем) уже светло. Островной лесок темнеет бугром за светлой песчаной отмелью.
Он тих и таинственен, к нему ведет почти белая дорога из песка. Лес манит к себе, но я останавливаюсь на берегу. Сажусь на перевернутую шпонку, брошенную и ничейную, кормой лежащую у самой воды и закуриваю. Эта шпонка валяется здесь уже не один год. Она никому не нужна, потому что деревянная. Была бы дюралевая, ей бы уже давно нашлось применение.
Волна лениво лижет серый песок берега, легко шлепает по заднему тупому борту лодки. На воду и на огонь можно смотреть бесконечно, и трудно оторвать взгляд. Эти субстанции завораживают, как маятник метронома в кабинете психоаналитика. Я долго смотрю на воду, забыв о сигарете, зажатой между пальцами, пока окурок не начинает жечь их. Я бросаю окурок и зарываю его в песок ногой. Только раз и затянулся.
Новую сигарету не закуриваю, не хочется. Хоть и рано еще, иду по косе в лес, иду не спеша. Никто не догоняет меня и из лесу не доносится ауканье.
Василий не наврал - маслят действительно хоть косой коси, они начинаются от самой кромки леса. Много переросших - это те, которые вчера были не замечены грибниками, стремящимися поскорей пробраться вглубь леса, туда, где маслят столько, что можно присесть на корточки и резать, резать, резать, не сходя с места, пока не наполнятся их корзины, ведра и полиэтиленовые пакеты. А потом отнести свой трофей на дачу или к машине, запастись новыми емкостями и вернуться к халяве. И снова резать и резать, а то и драть с землей и с грибницей. А потом мариновать и складывать в двухлитровые банки.
У Васи косого таких банок уже семь штук. И это для Васи не предел, надо еще, надо много еще! Человеческая жадность не знает границ.
Меня этот факт всегда злил. Понимаю, что кое для кого тихая охота - не удовольствие, а промысел, а кое для кого - может, единственный способ заработать деньги. Понимаю, но все равно злюсь. Возможно, просто я не люблю людей.
Не люблю? Пожалуй, нелюбовь - это не то слово. Нелюбовь может быть тождественна ненависти. Ненависти к людям во мне нет.
Раздражение. Вот правильное слово - раздражение. Люди меня раздражают. Не всегда, иногда. Но часто. Своей суетностью, своим желанием подпрыгнуть повыше и ухватить побольше, своим постоянным и неистребимым стремлением к чему-то. К чему? Да ясно к чему - к жизненному благополучию. Люди хотят быть благополучными, поэтому суетятся. Мне суетиться не к чему, мне ничего не надо, мне вообще ничего не надо от жизни, кроме того, чтобы меня все и навсегда оставили в покое. Я раздражаюсь от мелькания и мельтешения человеческих лиц и поступков. Поэтому я скрываюсь от людей - прячусь под шатром виноградника или ухожу в лес. Я не ищу встреч с живыми, а мертвые всегда со мной. Они рядом. Они сопровождают меня.
Слава богу, мой ночной кошмар развеялся окончательно, и я снова могу общаться со своей семьей.
- Деда, смотри сколько грибов! Это поганки? Они такие скользкие!
- слышу я звонкий голос Лизоньки.
- Это маслята, - отвечаю я внучке. - Я научу тебя разбираться в грибах. Мы всегда будем вместе ходить в лес по грибы, и ты научишься со временем отличать съедобные от ядовитых.
- Деда, иди сюда! - зовет она. - Скорей! Здесь столько много маслятов. Деда, ну иди же! Вот сюда, где колючие кусты с желтыми ягодками.
Я иду на Лизонькин зов и вижу полянку в зарослях облепихи, усеянную светло коричневыми и золотистыми конусообразными шляпками маслят.
- А давай не будем их срезать, - предлагает Лизонька. - Они так красиво растут. Как цветы!
- Хорошо, не будем, - соглашаюсь я и, налюбовавшись вволю красочной картинкой, иду дальше.
В лесу светлеет быстро, потому что сосенки невысокие и растут редко.
- Я бы ему морду набил, - говорит сын. Я понимаю, это он про Васю косого.
- Ты считаешь, он бы что-то понял?
- Плевать. Понял бы, не понял - таких уродов, как наш сосед-куркуль надо наказывать.
- Возможно, ты прав, сынок, - задумчиво говорю я.
Мишка не был знаком с Василием, даже ни разу его не видел. Когда мы с Зоинькой покупали дачу, соседи на том участке были другие.
Читать дальше