Эрнесто Сабато - Туннель

— Почему вы убежали тогда? — было моим первым вопросом.

На лице ее появилось то же выражение, что поразило меня вчера, когда она произнесла: «Я все время думаю о ней». Странный взгляд — неподвижный, проницательный, словно идущий из глубины мозга; он мне что-то напоминал, глаза были знакомы, но непонятно, где я их видел.

— Не знаю, — ответила она наконец. — Сейчас мне тоже хотелось бы убежать.

Я сдавил ее руку.

— Обещайте, что больше не уйдете. Вы нужны мне, вы очень нужны мне!

Она вновь изучающе посмотрела на меня, но ничего не ответила. Потом отвернулась, глядя на какое-то далекое дерево.

В профиль девушка никого мне не напоминала. Лицо ее было красивым, хотя и жестким. У нее были длинные каштановые волосы. На первый взгляд она выглядела не старше двадцати шести лет, но что-то выдавало возраст, нечто, присущее людям, прожившим долгую жизнь, — не седина, да и вообще не какой-либо осязаемый признак, а что-то неуловимое, несомненно отражающее ее внутренний мир, — быть может, взгляд, — впрочем, до какой степени человеческий взгляд осязаем? Или то, как она сжимала губы, пусть губы — это материя, но то, как их сжимают, или характерные морщинки у рта — уже проявление духа. Ни тогда, ни потом я так и не смог понять, почему она казалась старше своих лет. Возможно, дело тут было в ее манере говорить.

— Вы очень нужны мне, — повторил я.

Она не ответила и продолжала смотреть на дерево.

— Почему вы молчите? — не вытерпел я.

Не сводя глаз с дерева, незнакомка произнесла:

— Я никто, а вы большой художник. Зачем я могу быть вам нужна?

Я закричал в сердцах:

— Вы необходимы мне! Понимаете? Не поворачиваясь, она пробормотала:

— Зачем?

Я ответил не сразу. Выпустив ее руку, я задумался. И в самом деле, зачем? Никогда прежде не задавался я этим вопросом, а лишь подчинялся необъяснимому инстинкту. Я принялся веточкой чертить на земле геометрические фигуры.

— Не знаю, — прошептал я после долгой паузы. — Еще не знаю.

Мысль напряженно работала, и рисунки становились все более замысловатыми.

— Моя голова похожа на темный лабиринт. Иногда вспышки на мгновение освещают его коридоры. Мне никогда до конца не ясно, зачем я совершаю те или иные поступки. Нет, не то…

Я понимал, что говорю ерунду: вовсе не такой была моя жизнь. Я предельно сосредоточился: может быть, я недостаточно все обдумал? Ведь мой мозг похож скорее на счетную машину, чем на лабиринт, взять хотя бы теперешний случай: разве все эти месяцы я не был занят размышлениями и прогнозами? И то, что мы наконец встретились, во многом — результат моих логичных действий. Почувствовав, что нащупал какую-то важную мысль, и боясь упустить ее, я сделал еще одно гигантское усилие. И закричал:

— Не думайте, что я не способен объяснить! Наоборот, я только этим и занимаюсь. Но представьте себе капитана, который ежеминутно с математической точностью отмечает координаты корабля и продолжает неуклонно двигаться к цели. Хотя не знает, зачем идет к ней , понимаете?

Она растерянно повернулась ко мне, затем опять перевела взгляд на дерево.

— Чувствую, что без вас я не смогу сделать чего-то самого главного, но еще не знаю почему, — сказал я.

И вновь принялся чертить веточкой, напряженно соображая. Затем добавил:

— Знаю только — это как-то связано со сценой в окне: вы были единственным человеком, придавшим ей значение.

— Я не искусствовед, — прошептала она.

И я заорал:

— Не говорите мне об этих кретинах!

Она изумленно обернулась. Тогда, понизив голос, я спокойно объяснил, почему не доверяю критикам, изложил теорию ланцета и все прочее. Она слушала не глядя и, наконец, сказала:

— Вы жалуетесь на критиков, но они всегда вас превозносят.

Это меня взбесило.

— Тем хуже! Поймите! Подобные комплименты вызывают горькие мысли: я иду по ложному пути. Задумайтесь, например, над тем, что произошло на выставке: никто из этих тупиц не догадался, как важна сцена в окне. Лишь единственный человек обратил на нее внимание — вы. А вы не критик. Нет, заметил еще один тип, но он упрекнул меня в том, что сцена вызывает страх, даже отвращение. Вы же, наоборот…

Продолжая смотреть вперед, девушка медленно проговорила:

— А если я считаю так же?

— Так же, как кто?

— Как тот человек.

Я тревожно взглянул на нее и увидел, как она плотно сжала губы. И я твердо повторил:

— Мы с вами думаем одинаково.

— А о чем вы думаете?

— Не знаю, трудно ответить. Вернее, вы чувствуете , как я. Вы смотрели на эту сцену точно так же, как смотрел бы я, будь я на вашем месте. Не знаю, о чем вы думаете, не знаю, о чем думаю я, но уверен — мы мыслим одинаково.