Амос Оз - Черный ящик

Как тебе известно, с Боазом все в порядке. А я пытаюсь успокоиться. Адвокат Алека нанял сыщиков, которые выяснили, что Боаз работает на каком-то корабле, обслуживающем туристов на Синайском побережье, и ни в ком из нас не нуждается. Мне удалось убедить Мишеля, чтобы он к нему не ездил. Вот видишь, я вняла твоему совету и оставила его в покое. Что же до других твоих советов – навсегда забыть Алека и отказаться от его денег, то уж не сердись, если скажу, что ты просто-напросто ничего не понимаешь. Передай привет и благодарность Иоашу, поцелуи детям от Иланы, совершенно невыносимой.

Мишель шлет вам свои благословения. На деньги, полученные от Алека, он начинает расширять нашу квартиру. Уже добыл разрешение на пристройку двух комнат со стороны заднего двора. Следующим летом вы сможете приехать к нам отдохнуть, а я буду вести себя хорошо.

* * *

Из критических статей, опубликованных в мировой прессе и посвященных книге А. Гидона "Отчаявшееся насилие: сравнительное исследование фанатизма", 1976 г.

"Монументальный труд израильского исследователя проливает новый свет – или, точнее, отбрасывает черную тень – на психопатологию, стоящую за различными верованиями и идеологиями – от самых древних времен и до наших дней…"

(Литературное приложение к газете "Таймс")

"Эту книгу следует обязательно прочесть… Холодный, как лед, анализ феномена мессианского пыла в его как религиозном, так и секулярном облачении…"

("Нью – Йорк Таймс")

"Захватывающее чтение… Совершенно необходимое для понимания тех движений, которые потрясли и продолжают потрясать наше столетие… Профессор Гидон описывает феномен веры… не как источник морали, а наоборот – как нечто, абсолютно противоположное".

("Франкфуртер Альгемайне Цайтунг")

"Израильский исследователь считает, что на протяжении всей истории человечества "исправители" мира по сути продают свою душу дьяволу фанатизма. Сокровенное желание фанатика – умереть смертью святого, принеся себя в жертву на алтарь собственной идеи, и это, по мнению автора, позволяет фанатику не моргнув глазом пожертвовать и жизнью других людей, а иногда – и жизнями миллионов… В душе фанатике сплавлены воедино насилие, спасение, смерть…

Профессор Гидон обосновывает этот вывод не на психологических спекуляциях, а на тщательном лингвистическом анализе словарного запаса, характерного для ВСЕХ фанатиков, в какую бы историческую эпоху они ни жили и к каким полюсам религиозного и идеологического спектра не принадлежали… Перед нами – одна из тех редких книг, которые заставляют читателя провести основательную ревизию собственных взглядов, собственного мировоззрения и попытаться увидеть в самом себе и в окружающей среде появления латентных форм этой болезни…"

("Нью – Стейтсмен", Лондон)

"Безжалостно обнажает подлинное лицо феодализма и капитализма… С большим талантом подвергает резкой критике церковь, фашизм, национализм, сионизм, расизм, милитаризм и крайне правых…"

("Литературная газета", Москва)

"Во время чтения тебе порой кажется, что ты вглядываешься в картину Иеронимуса Босха…"

("Ди Цайт")

* * *

Доктору А. Гидону

через адвоката М. Закхейма

Иерусалим,

13.6.76

Алек-отшельник!

Если бы ты только намекнул мне семь лет назад, во время суда, что не замышляешь использовать мое признание в супружеской неверности для того, чтобы отобрать Боаза, – у меня не было бы ни малейшей причины сопротивляться анализу тканей для установления отцовства, тем более, что в этом не было никакой необходимости. Скажи ты мне два слова – и сколько страданий было бы предотвращено. Но что спрашивать вампира – как способен он пить живую кровь?

Я к тебе несправедлива. Ведь ты отказался от собственного сына, оберегая его. Ты даже готов был пожертвовать ему свою почку. Ведь и сейчас ты можешь, сделав копию, послать Мишелю мои письма. Но что-то мешает твоей ненависти. Какой-то шепот, словно ветер в сухой траве, шелестит около тебя, нарушая арктическую тишину. Я помню тебя в кругу твоих друзей, в субботний вечер, в моменты спора: твои длинные ноги закинуты на кофейный столик, глаза полузакрыты, шершава и смугла кожа открытых почти до самых плеч рук, твои задумчивые пальцы медленно и неслышно мнут какой-то несуществующий предмет. А сам ты – неподвижен. Словно окаменел. Так ящерица подстерегает в засаде какое-нибудь насекомое. На подлокотнике твоего кресла – стакан, замерший в опасном равновесии. Гул голосов в комнате, аргументы, контраргументы, сигаретный дым – все происходящее словно не достигает тебя. Белая субботняя рубашка накрахмалена и выглажена. Ты погружен в собственные мысли, и лицо твое – за семью печатями. Но внезапно ты вскидываешься, словно потревоженная змея, и четко произносишь: "Минутку. Прошу прощения. Я что-то не понял…" Многоголосие беседы разом стихает. И ты, одной или двум фразами врезавшись в самую суть дискуссии вскрываешь позиции сторон с остроумно- неожиданной точки зрения и, ниспровергнув исходные доводы спорящих, завершаешь все кратким: "Извините. Продолжайте, пожалуйста". И вновь опускаешься поглубже в свое кресло – отстраненный равнодушный к наступившему молчанию, предоставляя кому-нибудь другому сформулировать выводы, которые, по-видимому, следуют из сказанного тобой. Постепенно, словно преодолевая растерянность, дискуссия разгорается снова. Без тебя. Ты уже весь погружен в тщательнейшее исследование кубиков льда в своем стакане. До следующего хирургического вмешательства в спор…