Идо Нетаньягу - Итамар К.

— Как, к примеру, создается музыка? Вовсе не рациональным путем. Иногда самые поразительные результаты получаются без точно осознанного замысла. Разве мы знаем, что происходило в мозгу Моцарта или Пуччини, когда они сочиняли свои оперы? Имеем ли мы представление о том, как формируются музыкальные идеи?

— Вряд ли стоит сравнивать меня с Моцартом, — вмешался Каганов.

— Я привел его лишь как пример.

— В любом случае спасибо за пример, он льстит мне. Интересно, что Рита вспомнила строку из Бавли в связи с книгой Блюменталь. Бавли действительно оказал на меня сильное влияние, но Блюменталь вряд ли это известно. Возможно ли, чтобы Блюменталь поняла мой фильм со всеми его тонкостями, пребывая вне нашей культуры, нашей литературы, проблематики нашей жизни со всеми ее конфликтами? Вы заметили, что она никак не реагирует на линию фильма, связанную с сексуальными отношениями между израильтянкой, еврейкой и арабом?

— Вы правы! Как я не заметила? — изумилась Мерав. — Это ведь центральный мотив фильма!

— Однако же она не удостоила его вниманием. Но какие могут быть к ней претензии: ясно, что ей не удалось понять важности этого момента в моем фильме по той самой причине, что строфа Бавли — «сияние ее волос как срама свет» — не могла прийти ей в голову как возможная ассоциация. Как вообще можно ожидать такого понимания, если она живет не здесь, если она не в курсе духовных течений нашей жизни?

— Совершенно верно, — согласилась Мерав.

— Чтобы понять фильм, надо как следует познать общество, в котором он возник. «Незрелый виноград», разумеется, целиком и полностью мой собственный продукт. Но разве я сам не продукт нашего общества? Разве мои фильмы не были бы совершенно другими, не будь у меня багажа, приобретенного здесь в течение всей моей жизни? Так обстоит дело с любым творцом, о чем, собственно, и сказал Итамар. И это печально. Можно сказать — очень печально. Думая об этом, я погружаюсь в пучину депрессии.

Каганов поднял отпитую до половины кружку, меланхолично посмотрел на нее и допил до конца.

— Какой же напрашивается вывод? — продолжил он, смахнув пивную пену с губ. — Что на самом деле я понимаю в фильмах Куросавы или Трюффо, в их ассоциациях? Так же как Блюменталь не поняла темы Джамаля и Галит, так, быть может, я не понял, что заставило Тоширо Мифуне потянуться к жене Окадыв «Пьяном ангеле». Это, несомненно, центральный мотив у нас обоих. Кстати, вы знаете, что, в сущности, я был первым, кто «уложил» в одну постель еврейку и палестинца, — и, таким образом, поставил эту проблему в центр нашей духовной жизни?

— А я думала, что…

— Да, Рита, я знаю, что ты хотела сказать: Узи Бар-Нер. Неделю назад я снова слышал, как он по радио в «Творческой мастерской» хвалился, что первым сделал это. Если говорить об экранном воплощении, может, оно и так, но приоритет идеи… Сценарий моего «Незрелого винограда» был закончен за целый год до того, как Бар-Нер вышел со своим «Ударом пальца». У меня нет и тени сомнения, что он выхватил эту идею из моего сценария, который я дал ему прочесть. Прекрасно помню, как он отреагировал на мое новшество. Мне запомнилось каждое слово нашего долгого разговора втроем, на нем присутствовали и Амита и Косовский. Кстати, мы встретились тогда здесь, в «Дрейфусе».

Миша Каганов обвел глазами кафе. Сжал в раздумье губы.

— Если не ошибаюсь… да, мы сидели вон за тем столиком. — Он показал на дальний угол кафе. — Именно там. Я — спиной к стене, нет, пожалуй, лицом. Конечно, лицом, потому что Косовский сидел напротив меня, ясно помню его тень на фоне стены. Он гениально проанализировал фаллически-семитски-двунациональную символику этого мотива с его перевернутой круговой семантикой: завоевание-сдача. Впрочем, нет нужды возвращаться ко всем этим определениям, обо всем этом с тех пор много сказано и написано. Но тогда я получил урок, горький урок. Молод был и не верил, что может существовать такая вещь, как плагиат. Однако ничего не изменилось. Но главное, что эта идея повлияла на целое поколение творцов.

— Грустно думать, что человека порой не оценивают по заслугам, — сказал Итамар.

— Абсолютно с тобой согласна, — подтвердила Мерав.

— Что поделаешь, мир полон шарлатанов и идиотов, — бросил Каганов. В голосе его вдруг послышалась злость. — Только, пожалуйста, не жалейте меня. Главное — я сам знаю: это сделал я. Остальное не важно. Будем, однако, надеяться, что с тобой, Итамар, подобное не случится. Вы, может, слышали, девушки, Итамар собирается ставить фильм.