Рита не сказала о причине своего долгого молчания. Не упрекнула его и за то, что он не звонил ей. Возможно, поняла, что на сей раз именно она обязана была позвонить первой. Вынув из сумки лекарство от простуды, Рита вспомнила Ницу Данани, которая прошла недавно рефлексологический курс лечения синусита. Не думает ли Итамар, что и ей стоит пройти такой же курс? Он пожал плечами. "А может, это лишь повредит, ведь курс, всущности, физиологически-психологический", — подумала она вслух.
Его сердце екнуло. Все его дела — статья в «Каэт», фильм, Меламед, будущая судьба, наконец, — все это уже не занимает целиком ее мысли, подумал он. И опять ошибся!
"Она вообще не упомянула Джульярд!" — сказала вдруг Рита. Сказала естественно и просто, после слов о лечении насморка. И он почувствовал в этих бесхитростных словах долго сдерживаемую боль. Когда она высморкалась, ему показалось, что она плачет. Итамар неожиданно понял, почему так любит ее: она все переживает по-настоящему. И боль, и радость она чувствует во всей полноте.
Теперь проснулась и его собственная боль. В последнее время он старался не думать о статье, хотя отдельные фразы, подзаголовки помимо воли постоянно крутились в его голове. Те немногие люди, с которыми он встречался после публикации, обходили статью молчанием, как будто ее не существовало, но Рита со своей прямотой и искренностью без колебаний произнесла название: "Пение, скрипки и навязчивые идеи". Она не стала "щадить его чувства", зная, что мнимая чуткость лишь усилит его боль.
— Пять лет ты учился в Джульярде — и об этом ни слова! — сказала она и снова высморкалась, сложила бумажный платочек и положила его в сумочку.
Им подали кофе.
— Если б ты только знал, как я была занята тобой в последние две недели! — сказала Рита и подцепила кончиком ложечки шоколадные крошки на взбитых сливках своего «капуччино». — Почему они кладут так много шоколада? У них, в Израиле, совершенно нет чувства меры!
— Я тоже очень много о тебе думал, — мягко сказал Итамар.
— Я не то имела в виду, точнее, не только то. Понятно, я думаю о тебе, но я еще и сделала кое-что для тебя. Эта статья! Как она могла так ошибиться? Как она смела представить тебя неудавшимся скрипачом?!
— Вся статья вранье, не только это.
— Но именно это возмутило меня! Разве она не знала о твоем пальце? Почему ты не показал ей?
— Я рассказал ей о переломе и даже показал палец.
— Почему же она так написала? Ладно, теперь уже все равно. Но все началось с пальца. Я очень много думала обо всем этом деле. Психологи старой школы захотят, конечно, найти, в чем корень зла. Скажут, что палец лишь симптом основной болезни, что если бы не палец, то нашлось бы что-нибудь другое…
— Болезни? — удивился Итамар. Рита уже сняла излишек шоколада со сливок и принялась пить свой кофе.
— Страх перед провалом, разумеется, — объяснила она и поставила чашку обратно на блюдце. — Палец оправдывает лишь твое нежелание преодолевать трудности.
— Ты имеешь в виду эту дурацкую историю с пробкой и все, что за этим последовало?
— Да, разумеется. Кто тебе велел падать таким образом? Именно так отреагировать? Ведь пробка, Итамар, была очень маленькая. Ты бы мог отклониться, повернутьголову, чтобы пробка в тебя не попала, а уж если падал, то спасал бы себя, а не скрипку. Факт: ты предпочел скрипку своему телу. Нет-нет, несомненно, твой перелом не был случайным. Я вообще не верю в случайности. Но сейчас это ничего не меняет. Даже если они правы в своем диагнозе, не нужно отчаиваться. Новейший подход обещает успех, если даже заняться только симптомами.
— Я ведь всего-то упал со стула …
— Ой, Итамар, ты выглядишь таким подавленным! Тяжело видеть тебя таким. Если бы не этот Меламед… Я его по-настоящему ненавижу! В любом случае я кое-что выяснила. Даже много чего. Ты слышал о профессоре Фройлихе? Рольф Фройлих?
Итамар ответил отрицательно.
— У него есть частная клиника в горах возле Люцерна. Маленькая больница над озером, с садом, через который течет ручей, с видом на скалы и пегих коров, жующих траву. Они занимаются там исключительно хирургией ладони. В этом он крупнейший специалист. И не только по большим пальцам, как другие, но и по остальным тоже.
— Я уже привык к своему пальцу, Рита. Научился подгибать его, чтобы не мешал писать. Правда, я печатаю чуть медленнее, но…
— Опять ты ничего не понимаешь. Кто вообще говорит о письме? Скрипка, Итамар, скрипка! Вчера я говорила с ним по телефону. Даже на расстоянии чувствуешь, что он — дока в своем деле. Специалист номер один. Я ему описала твое состояние в мельчайших деталях, и Рольф сказал, что может помочь даже через несколько лет после перелома.
Читать дальше