Нет ли здесь фотографии этой монахини, спросил старик. Чтица протянула ему газету вместе с лупой.
«Здесь можно увидеть хор перед строительной площадкой, — сказала она, — с руководительницей хора в самом центре группы. И справа внизу, — продолжала она, — ее можно увидеть отдельно».
Старик направил свою лупу на лицо женщины, которое и под монашеским чепцом казалось свежим и полным энергии.
«Сестра Афра, — пробормотал он, — черница… браво, браво, Бьянка!»
«Вы ее знаете?» — спросила чтица с удивлением.
Вместо ответа старый певец попросил ее поставить диск, который он в свое время записал с учителем Бьянки.
«Пожалуйста, номер 13», — сказал он, и когда немного погодя его собственный голос начал петь — «Люблю тебя, как ты меня» в сопровождении осторожной шестнадцатой доли пианиста, он стал тихо подпевать, отбивая такт рукой, и когда зазвучала последняя строфа со стихом «Господь благословил тебя, ты, радость моей жизни…», он вдруг закричал себе самому: «Сильнее, играй же сильнее, ты, идиот, надо здесь играть форте, фортиссимо, иначе я это петь уже не могу!» — и ударил сжатым кулаком по поручню кресла.
Чтица испуганно уменьшила силу звука, но певец махнул рукой, снова повернул аицо к окну, и перед его увлажненными глазами форзиции в парке расплылись в большие желтые пятна, которые медленно исчезали.
«Стоило мне нагнуться, поднять на дороге белый камень и сдуть с него пыль, чтобы, даже не глядя, сказать, что это горячий от полуденного зноя морской зернистый голыш, и почувствовать досаду оттого, что невозможно описать жизнь этого куска камня, длившуюся много тысячелетий».
Константин Паустовский «Время больших ожиданий»
Что-то дрогнуло.
Что-то плясало во тьме.
Рев. Треск. Шум.
Звездное сердцебиение. Смех созвездий.
Что-то тлело.
Что-то искрилось.
Что-то трескалось.
Что-то взрывалось.
Галактический гром. Времярождение.
Что-то взмывало.
Что-то вращалось.
Что-то взвихривалось.
Это была она, Земля, никем не видимая, никем не слышимая, никем не осязаемая. Беззащитно летела она под градом Вселенной, которая все еще рождала сама себя, изрыгая из своих пралегких метеориты, которые таили в себе дыхание, таили в себе влагу, которые оставались на Земле и медленно отдавали ей свой воздух, и медленно отдавали ей свою воду.
Так миллионы лет.
Жар из сердцевины шара стремился наружу, все больше огненных рек постепенно остывало, Земля примеривала на себя свой каменный плащ. Его омывали океаны, но плато и вершины громоздились все выше, простирали под солнцем свои берега и приглашали к жизни.
Так миллионы лет.
Что-то в воде начинало вздрагивать и трепетать, живое питалось тем, чем делились вода и камень, и прочие жизни.
Так миллионы лет.
Появились растения, папоротники пронзали корнями почву, по их стеблям карабкались насекомые. Из морей поднимали свои головы земноводные, выползали на сушу, осматривались и принимали приглашение. Плавники превращались в конечности. Рептилии волочили свои чешуйчатые животы через болота. Хвойные деревья решались ступить на землю.
Так миллионы лет.
Ледяные ветры смешивались с жарким дыханием муссонов. За возникновением жизни следовало вымирание жизни.
Динозавры ревели и гибли от своей собственной величины, вулканы доносили свои вести из глубины и затухали, птицы поднимались в воздух и кружили над частями света, которые, гонимые перепадами температуры, постоянно отдалялись друг от друга. На смену хрупкому яйцу пришло живорождение, новорожденные звери пили молоко своих матерей, летучие мыши шныряли в дебрях тропического леса и уже не боялись вымирания.
Так миллионы лет.
Возникли Альпы. Распри между каменными гигантами, их имена гнейс, гранит, доломит, известняк, сланец. Из южной пустыни прибыл один из них, чтобы принять участие в битве, Веррукано, старец, рыжеватый, сын огненной матери-магмы, он ринулся на юнцов и прижал их к земле, пока они не сдались. Но тот, кто занял место наверху, больше всех оказался под натиском бурь, града, снега и льдов и скорее выветривался, то тут, то там отрывалась глыба от великана и с грохотом падала вниз, рассыпаясь на мелкие части.
Еще двадцать миллионов лет до того, как человек увидел горы и в страхе заглянул в другие глаза, услышав грохот падения скальных обломков.
Ледники расползались и отступали снова, снова расползались и гнали прочь племена людей на поиск более приветливых мест. Один из них, что расположился у подножия древнего Веррукано, взял с собой все эти обломки в дальнюю дорогу, и в своем более чем тысячелетнем странствии он только рос, и у него было достаточно времени, чтобы своим ледовым нажимом отшлифовать эти камни, и когда его язык начал таять и он сам отправился в обратный путь, их он оставил лежать на новых местах. Он оставил после себя углубление для морского ложа, следы глетчера постепенно затянулись почвой, которая покрылась травой и деревьями, углубление заполнилось водой, откуда вытекла река, на берегу которой на холме кельты построили поселение, где позже римляне воздвигли крепость: Турикум.
Читать дальше