Франц Холер - Президент и другие рассказы, миниатюры, стихотворения [Сборник]

Для маленького желтого огрызка карандаша я соорудил стеклянный футляр с красной бархатной подушечкой и поставил его на полку в окружении золотых граммофонных пластинок, появлению которых я был ему обязан.

Еще не раз я вынимал его из футляра и набрасывал им на бумаге разные новые песни, я ходил даже с ним на прогулку, бросал его на землю и поднимал снова, чтобы записать в блокнот новую песню, и многие из них казались мне лучше, удачнее, тоньше, но ни одна их них не принесла мне даже подобия прежнего успеха.

Странный случай произошел со мной, когда я во время прогулки, идя куда глаза глядят, подобрал на мощеной пешеходной дорожке маленький желтый огрызок карандаша.

Старая башня, которая стояла поблизости, с грохотом и скрежетом рухнула, стая волков ринулась с опушки леса и напала на деревню, которую я только что покинул, транспортный самолет, из моторов которого било пламя, промчался вплотную над крышами деревни и рухнул на ее окраине в виноградники, где он оставил дымящуюся воронку, а на кладбище возле церкви разверзлись могилы, и процессия мертвецов поднялась и с пением псалмов направилась к переходу через шоссе.

Когда я, объятый страхом, вернулся в дом моих знакомых, у которых я гостил, они размахивали перед моим носом письмом с известием, что моя пьеса, над которой я работал три года, готовится к премьере в венском Бургтеатре.

Впрочем, все остальное без изменений.

Я еще немного помедлил, увидев во время одной из моих прогулок вблизи старой разрушенной башни на мощеной пешеходной дорожке маленький желтый огрызок карандаша. Он был весьма грязен, и, очевидно, его грифель был обломан.

Но моя слабость к карандашам победила.

Я подобрал огрызок, принес его домой, очистил от грязи, и, когда под ее заскорузлым слоем проявился номер 2, тот, каким я особенно любил писать, я воспринял это чуть ли не как выигрышный номер лотереи. Я очинил его, стараясь не обломить грифельный стержень, вставил огрызок в красный карандашный удлинитель и начал писать первые слова речи, которую я должен был держать впоследствии, и радовался, как хорошо бежал карандаш и как хорошо текли мои мысли.

С тех пор я начинаю все мои сочинения именно этим карандашом, который постепенно становится все меньше, и я с некоторым страхом предвижу тот момент, когда я уже не смогу его дальше очинивать.

Меня можно снова все чаще видеть на прогулках, и взгляд мой при этом все чаще устремлен не вдаль, а под ноги.

Я не могу устоять перед карандашами.

Когда они призывно разложены на рекламном стенде, я обязательно суну один из них в карман; то же самое и в номерах гостиниц, где они лежат наготове рядом с блокнотом у телефона, и не важно, что они порой никуда не годятся, я их забираю с собой.

Не таит ли в себе этот карандаш, говорю я себе, сотни слов и историй, которые он готов мне поведать, как только я возьму его в руки, склонившись над чистой страницей?

Вот так же во время одной из моих прогулок вблизи старой разрушенной башни я не мог не подобрать замеченный мною на мощеной пешеходной дорожке маленький желтый огрызок карандаша. Но как только я взял его в руки, чтобы потом очистить его бумажным носовым платком, его деревянная оболочка распалась и обнажила многократно обломанный грифельный стержень, так что он очевидно уже никуда не годился, тогда я снова выбросил этот огрызок и пошел дальше.

Почему тотчас у меня появилось это скверное чувство, с которым мне пришлось бороться еще какое-то время? Как будто я только что бросил в беде раненого.

Когда я во время одной из моих прогулок вблизи старой разрушенной башни заметил на мощеной пешеходной дорожке маленький желтый огрызок карандаша, я нагнулся, чтобы подобрать его.

Но тут же остановился.

«Огрызок карандаша? — подумал я, — действительно, зачем мне какой-то огрызок карандаша?»

Я выпрямился и пошел дальше.

Вдалеке, подобно отражению неба, можно было видеть за лигурийским берегом море.

Вот сидит он один.

Вот сидит он один за своим столом и читает газетное приложение.

Оно озаглавлено «Бережное использование природных ресурсов», состоит из нескольких статей об энергии, и он отложил приложение в сторону, чтобы в выходные прочитать это все не спеша. Он часто читает газеты весьма бегло, и более длинные статьи или приложения, которые его интересуют, предпочитает откладывать на потом. Он складывает их в небольшую стопку, которая состоит из еженедельных журналов и изданий тех организаций, которые он поддерживает или которые как-то льют воду на его мельницу. Впрочем, он уже давно знал по собственному опыту, что никогда не сможет прочесть все то, что там накопилось, и ему приходится хотя бы раз в две недели вновь разбирать эту гору, состоящую из мирового голода, жизни китов, солнечной энергии, исламизма, профилактики старческого слабоумия и мультикультурального воспитания, при этом он начинает обычно с нижней части, вынимает стопку газет и, прежде чем отправить ее в макулатуру, уже склонившись на колени, при плохом освещении в конце коридора пробегает глазами ту или иную статью, в крайнем случае, даже спасает иную из них и со вздохом водворяет снова в оставшуюся кучу.