Александр Даценко - Заклинание в стиле ампир

Количеством жертв? — сомневаюсь…Большей правдивостью заявленных целей? Ну-ну.

Никто и не говорит, что в СССР все было хорошо, вопрос в другом-

Вот так вот надо ли было.… Стоило ли менять шило на мыло (никуда не годное мыло)…и гордится этим,

А чем вам Китай плох, я их хвалить не буду, но имеющий глаза, да увидит.… Такие же, а зачастую, люди с той же кровью (родственники) подонки, как и

Убившие Империю царскую, убили империю Советскую.… Исполняя, кстати говоря, и задачу превращения народа в «больное человеческое варево»

Подонки всегда принимали обличье благодетелей…

Подонки всегда давали куски тем, кто без кусков обойтись не смог бы…

Подонки всегда убеждали, что все в порядке…

Подонки отворачивались от крови, когда их просили исполнить свой долг…

Долг, который в понимании обычных людей, должны исполнять правители…-

«Беречь, заботиться и защищать», а ведь это обычные Имперские ценности,

НЕУЖЕЛИ ТРУДНО ПЕРЕСТАТЬ, КАК ПАВЛОВСКАЯ СОБАКА реагировать на слова-индикаторы, если я люблю Империю, это не означает, что я люблю Бухарина, или Ленина.… И уж никак не означает, что я люблю Гайдара или Ельцина-

ЭТО ЛЮДИ ОДНОГО ПОРЯДКА и ОДНОЙ ЦЕЛИ…

Понимаешь, Костя,

«Это в аду демократия, а на небе — ЦАРСТВО!»

ИТОГО — Демократия- хаос, Империя — упорядоченное…

Революционеры — всегда революционеры, даже если они называются демвыбор России (различаешь же ты Жирбана? так сделай еще шаг!).

Мировая империя — невозможна…

Человек для Бога, а не Бог для человека…

А механизм, заставивший Русских людей сжигать иконы, механизм той лжи, не намного отличен ото лжи сегодняшней… Просто ложь стала изощренней

И комплиментарней…

И, поддерживая «РЕФОРМЫ» ты делаешь то же самое, что делали тысячи и тысячи оскверняя алтари…

И не замечая кровь, которая льется во имя реформ, ты ответственен за пролитую кровь-

Тебя устроила эта цена…

А нелюбовь к личной несвободе стоит смертей других…

А я действительно трус Костя, только я это знаю… Хотя спасибо, это был твой самый сильный аргумент…

«Жизнь Человека оправдывается только усилием, даже несчастным, для того, чтобы лучше понять. А лучше понять — значит лучше участвовать. Чем больше я понимаю, тем больше я люблю, потому что все, что понятно, — хорошо.»

Я живу во время убийства.

Я живу во время убийства моей империи.

Я живу в то время, когда маленькие люди с большими выпученными глазами бегают по газонам, аккуратно постриженным их родителями, стремясь с непонятным упорством попасть кусочком свинца в такие же выпученные глаза других маленьких людей. Порой, даже не различая цвета этих глаз.

Маленькие люди играют в большую войну, которая постепенно превращает кого-то из них в перегной, а кого-то в больших людей, в перегной, впрочем, чаще. И они ползут, волоча по пыли свою требуху, вдруг с удивлением понимая, что это не игра. Запоздалое это удивление застывает на их разных лицах, опрокинутых в горячую землю или повернутых к воняющему смертью такому синему небу.

Империи гибнут часто, приблизительно раз в пятьсот лет. Все начинается с дорог, которые вдруг перестают ремонтировать, появляются недовольные этим на окраинах, чуть позже на околицах, а в столицах в это время все упорней начинают смотреть бои гладиаторов, или телесериалы о плачущих богатых, стремящиеся к полноценности вспоминают о разном цвете глаз, волос, ушей и носов. После этого остается вспомнить только о разных языках и можно приступать к убийству империи. Дело это хлопотное и требующее определенной основательности. Начинается самое веселенькое — гражданская война. И бегают по городам бородатые мужики в шкурах, разбивая о выщербленные мостовые мраморные статуи и попивая пиво из жестянок, взятых вместе с томиками священных книг из валютных магазинов за просто так, за выпученные глаза.

Но больше всего достается статуям и бюстам, в них стреляют все, из принципа. Более велик тот, кто может стрелять по памятникам и ровнять с землей могилы, еще более велик тот, кто, делая это, не боится, что завтра и его могилу осквернят. Чем более велик человек, тем меньше он походит на человека. Эти — почти совсем не похожи. Поэтому они великие.

Я живу во время убийства моей империи. Я сижу на бруствере, пересыпая в пригоршнях теплую, пахнущую миром землю, пытаясь выбрать из нее маленькие сплющенные кусочки металла.

Я отделяю их от Земли.

Я держу их на ладони, радуясь тому, что теперь и они — убиты.