Герберт Розендорфер - Большое соло для Антона

От этого Антону Л. он импонировал ничуть не меньше.

Антон Л. как раз застал последнюю фазу собственно семинаров Бундтрока. Они проходили каждый вторник с пяти до семи часов. Профессор Бундтрок читал лекции. В семь часов Бундтрок и участники семинара перебирались в ресторан в центре города (неподалеку от того места на Медиаштрассе, где на Антона Л. напал медведь), где с половины восьмого был зарезервирован отдельный кабинет. Там Бундтрок продолжал болтать о том, о чем он читал лекцию.

Хотя стиль лекций профессора Бундтрока был невыносим даже для некоторых из его почитателей, беседы после них были все же интересными, все больше учеников Бундтрока предпочитали прогулять семинар и лишь после этого прийти в зал завсегдатаев в «Зеленом дубе». И Антон Л. тоже всего лишь три раза посетил собственно семинар Бундтрока. Бундтрок не сердился. Он отрицал отсутствие, а после того, как на семинар стали являться лишь господин В.А. Шлаппнер – буквально фанатичный почитатель Бундтрока – и его подруга Астрид (сестра Йенса Лиферинга), Бундтрок забросил эти семинары и сразу шел в «Зеленый дуб». В.А. Шлаппнера звали Вилли Адольф. Но он не без удовольствия слушал, когда поначалу предполагали, что его зовут Вольфганг Амадеус.

С этого времени вечера в отдельном зале «Зеленого дуба» делились на две части. Первая включала в себя болтовню профессора Бундтрока о Ведекинде, о новогрюндерах в двадцатые годы и так далее, во второй же части – которая, собственно, по-настоящему начиналась лишь тогда, когда сам Бундтрок в десять часов уходил домой – все обращалось к тому, что на самом деле держало вместе кружок Бундтрока: к психологии. Неписаным законом и даже табу для всех разговоров и вообще всех контактов в кружке было то, чтобы не воспринимать всерьез психологической ипохондрии собеседников; не в том смысле, чтобы не интересоваться мнимыми (а в отдельных случаях, вероятно, и действительными) душевными страданиями других – каждый интересовался только своими страданиями, – а потому что, слушая о нервных страданиях других, человек получал право вслед за этим говорить и о своих.

Сам Бундтрок – так уж нужно было говорить, выступая перед кружком, – странным образом не имел психологических проблем, довлеющих над его душой. Антон Л. много размышлял по поводу Бундтрока после того, как он вышел из его кружка, и особенно после того, как вскоре получил известие о его смерти. (В общем Бундтрок все еще продолжал импонировать Антону Л., он пошел на похороны, но, услышав там, как В.А. Шлаппнер каркающим голосом отдает распоряжения о прохождении траурной процессии, ушел и только на следующий день положил цветы на могилу.) Антон Л. попытался разобраться в характере Бундтрока. Он вывел формулу его существа: утонченный свин, но тут же поставил в уме напротив этой формулы вопросительный знак. Утонченный свин? Бундтрок был чувственным человеком. Фальстафом. Сальные анекдоты, хорошее пиво, вкусная еда и голые девочки радовали его так и оставшийся до последних дней детским нрав. Женщины интересовали его всегда. Он женился (естественно по очереди) на всех женщинах-докторшах и ассистентках, наконец, уже в возрасте за шестьдесят, на седьмой и последней, вместе с которой он вознес свой неослабевающий интерес к половым сношениям на небывалую высоту: вместе с ней издал историю искусства секса. Но душевных проблем у «утонченного свина» (пусть даже со знаком вопроса) не было. Он блаженно нежился в своей утонченной трясине. Но вероятно, размышлял Антон Л., ему как раз и нужен был такой простой нрав, чтобы стать центром группы духовных инвалидов.

С душевными страданиями это дело одно. В общем, надуманных душевных страданий не существует, а если себе придумать психоз, то он-таки наступает, пусть даже и надуманный. Вопрос заключается лишь в том, достаточно ли имеется времени, чтобы над этим поразмыслить. В большинстве своем основа кружка Бундтрока состояла из людей пропащих (а не был ли Антон Л. пропащим человеком?), которые имели счастье – или несчастье, – что об их средствах к существованию заботились другие или что они обучились профессии, которая не занимала у них слишком много времени, чтобы они могли углубиться в мысли о себе самих; так, например, как дело обстояло с Йенсом Лиферингом, архитектурным чиновником, или с фрейлейн доктором Ингеборг Шмилль, телкообразным существом с выдающейся вперед челюстью. Фрейлейн доктор Шмилль была членом большого адвокатского товарищества, но кроме этого имела так называемые духовные интересы. С фрау Астрид Делиус она с удовольствием говорила о книгах (которые они обе не читали). Фрейлейн доктор Шмилль старалась при случае трогательным, хотя и безуспешным образом быть «бесшабашной». Она с удовольствием носила застегнутое и завязанное до самой шеи платье из материала под крокодиловую кожу, поверх которого был наброшен платок, и заплетала действительно красивые, темные, тяжелые волосы кругами вокруг головы, что, наверное, должно было, как это задумывалось, выглядеть демонически.