20 февраля 2007 года
Полдня подкидывал вверх пульт дистанционного управления. Он подлетал к люстре, падал, но не разбивался. Они неистребимы. Включил телевизор. Почему там опять говорят об опасности героина? Пластинку заело? Тогда я буду говорить об опасности колбасы! Об ее смертельной неизбежной опасности. У тебя хороший аппетит, великая Королева? Значит, мы с тобой оба – самоубийцы.
Пытаюсь покончить с собой при помощи продуктов питания. Никто не говорит об этом, но в обжорстве не меньше суицида, чем в тяжелых наркотиках, выхлопных газах, пуле двенадцатого калибра, веревке с мылом\без мыла, крыше небоскреба… Элвис меня поймет.
Я выбрал для самоубийства самый ядовитый наркотик в окрестностях. Обжорство! Я – двурукий Шива Хомяк, бог смерти от обжорства!
Все начинается ранним утром, часа в четыре дня, с яичницы – пять желтых, бьющихся в гепатитной горячке глаз, бельмо вокруг, томатные кровоподтеки, дохлые тушки бекона, сено, сено, сено… День разгоняется. Колбаса, сосиски, аккуратные упаковки ядовитых смесей порезанных, выложенных на руины рассыпчатого белого хлеба, обжаренных в прогорклом масле, – сэндвич, сэндвич! Адское изобретение человечества. Разве недостаточно того, что Элвис своей смертью написал эпитафию сэндвичу? День продолжается.
Внутренности скручиваются. Я ем и блюю, блюю, сру и ем. Кончаю с собой, как умею. Упаковки креветок, пицца, паштеты, свиные медальоны, картофель, лапша, бульонные кубики, трупики цыплят. Все – в мою топку! Даже мухи ушли. В глазах темнеет, язык вываливается… Кажется, умираю. Прощай, Королева. Передай ей… Впрочем, она и сама знает.
21 февраля 2007 года
Привет. Я все еще жив. Мне больно! Вот еще одно доказательство! Последний раз мне было больно двенадцать лет назад, когда… Да я уже не помню, что было двенадцать лет назад. Может, я и не жил эти двенадцать лет? А теперь, снова почувствовав боль, – ожил? Спасибо, моя девочка. Мое зубастое величество. Спасибо за боль. Спасибо за жизнь. За мою новую жизнь. А может – и за нового меня… Как знать, Королева? Привет мужу и детям.
32 февраля 2007 года
Ползаю по халупе, как бабуин по аризонской пустыне… в тулупе, а вокруг – гусыни… Бесстыдницы гусыни! Извини, что долго не писал. Ты была в пустыне? Какие закаты! Какие тарантулы! Попроси американцев не преследовать Майкла Джексона! Кто он и кто они? Пусть приведут ему еще мальчиков.
Несколько дней меня преследуют глупые граффити с изображением кибер-гусыни, выщипывающей цифровые перья. Везде! А больше всего – на небе. Откуда в моем Баббл-Инне засор в стоке? Кто всю ночь пихал туда несвежие журналы? Каково это, посреди сердечной драмы – вытаскивать разбухшие от дерьма страницы с портретами, портретами, портретами, портретами… И понимать, что я всех их знаю. Сладкого… Куда подевался весь сахар в этой крепости? И наконец, – главный вопрос десятилетия – кто же такой Бобби Уомак? Вчера наконец удалось поспать… Я спал, обхватив сон медвежьей лапой, мой мозг, мой крошечный моллюск, цеплялся за случайность: я уже не надеялся, что засну, просто шел, шел, шел и – вдруг! – оступился, осыпался в сон, который и надремал мне этот важнейший вопрос: «Так кто же такой Бобби Уомак?» Сон – моя спасительная норка! Вот бы забраться в нее и вообще никогда не высовываться. Ты знаешь? Кто такой Бобби Уомак?
Первым во сне ко мне подошел не он. Небритый мужичок в потертой войлочной шляпе, в тесной, вымоченной в кофе, рубашке. Том Уэйтс, я сразу признал его.
– Эй, трухлявая коряга! Обезьяний копчик! Гет аут! И – не звездеть! – он сплюнул на мой ботинок, кажется, его слюна прожгла в нем дырку. Стена дыма разделила нас… А все-таки не он меня разбудил! Я сам задрал того улыбчивого черного. Он будто сошел с рекламного плаката стоматологических услуг. Это разозлило меня. Подошел к нему, когда он был так уязвим, у барной стойки, между сто первой и сто второй… прошебуршал, подражая Уэйтсу:
– Ты! Санитарная инспекция в моем номере! Гет аут, мизантроп!
И поискал взглядом хоть какую-то заостренную дубину. А эта улыбка зависла надо мной и тоном профессора с кафедры прикладного миротворчества гавкнула:
– Окстись! Я – Бобби Уомак!
И еще:
– Жы-Шы! – а после он коснулся указательным пальцем правой руки кончика своего носа.
– В смысле – «Жы-Шы»? – переспросил я, повторив его жест. – Может, ты – идиот?
– В прямом. Ты теперь свободен. Тебе больше необязательно подражать Уэйтсу, Кейву, Боуи, Моррисси и всем прочим Сантам. Я тебя раскодировал. Можешь побыть собой. Для разнообразия.
Читать дальше