Михаил Елизаров - Красная пленка

«Дедушка, дедушка!» — позвали.

Посмотрел новым зрением и увидел — два подосиновика в малиновых шапочках. Угораздило возле самой тропинки вырасти, в неглубокой суглинистой канавке, что весенний ручей проложил.

«Спрячь нас, дедушка, дети с корзинками придут, соберут».

«Я им, блядь, руки по локоть поотрубаю», — успокоил братцев Иван Максимович, подхватывая охапку опавших листьев, чтобы спрятать грибных близнецов.

За деревьями послышались крики сотрудников, разыскивающих его. Пришла пора становиться видимым. Иван Максимович просто посадил волшебный гриб в землю и вышел к людям.

Ему тогда крепко досталось. Жена закатила дома ревнивый скандал, главным образом потому, что на тот час в компании также не досчитались и молоденькой бухгалтерши Замятиной, вернувшейся из противоположной стороны леса в довольно таки потрепанном виде.

Жена плакала, трясла индюшачьим подбородком, заставляла клясться, что ничего не было. Иван Максимович клялся. Его простили, даже посмеялись над недоразумением, потом жена заснула, раскидав по постели толстые дрожжевые руки. Иван Максимович смотрел на ее звериные подмышки и безразлично понимал, что она никогда не станет сносной.

Вечером того же дня Иван Максимович вставил себе в зад шишку, и по большой нужде впредь не ходил. Простившая его жена среди недели вдруг заметила, что Иван Максимович не засиживается в туалете с газетой. Иван Максимович для конспирации стал, как и прежде, засиживаться.

Его таинственное исчезновение какое-то время служило предметом насмешек в отделе, но Иван Максимович на шутки реагировал вяло. Про эту историю забыли. И не вспомнил и, даже когда Замятина через восемь месяцев после вылазки ушла в декретный отпуск.

Следующим летом в преддверье августа Иван Максимович действительно ощутил потребность и, собравшись рано утром, уехал в лес. На опушке он сорвал обещанный маскировочный гриб и бегал невидимый весь день, источая пахучий чудодейственный гумус, которого накопилось достаточно, чтобы залечить многие лесные раны.

Багряным вечером он возвращался домой в переполненной электричке.

Ученый дачник, поблескивая застекленными глазами, доходчиво объяснял соседям по тамбуру:

— Кал — он как человек: на восемьдесят процентов из воды состоит. И на двадцать из сухого остатка, в котором львиная доля приходится на отмерший эпителий и слизь, обеспечивающую мягкий проход кала по кишечнику. Остальную часть составляют продукты гнилостного разложения белков, нерастворимые соли кальция, железа и целлюлоза. Специфический цвет каловых масс обусловлен брожением желчных пигментов, а сакральный запах — сероводородом…

— Целлюлоза, — заинтересовался кто-то, — очень знакомое слово…

— Полисахарид, образованный остатками глюкозы, известный нам в виде волокнистого полуфабриката, используемого в производстве бумаги и картона, скипидара, кормовых дрожжей и даже канифоли…

— Еще скрипки не хватало! — хмыкнул какой-то шутник. Все засмеялись.

— Вы тут хорошо рассуждали. Научно… — неожиданно для самого себя обратился к ученому дачнику Иван Максимович. — Только души не было в вашем рассказе! Сухой он, как ваш, так называемый, остаток…

В тамбуре притихли, очкарик похлопал закатом на порозовевших стёклах.

Иван Максимович жестко закончил: — Из кала, про который вы рассказывали, ничего путного не вырастет. Формула, разве что бездушная одна или таблица Менделеева…

За годы к Ивану Максимовичу пришло знание, что пища, которую он потребляет в накопительный период, накладывает свой отпечаток на характер гумуса. Если преобладали консервы, мясо и хлеб, то в изобилии прорастал ельник, крапива или кусты сладкой ежевики. Фрукты и зелень рождали березняк с ландышевым покровом. Сыр, мед, орехи стимулировали дубовую поросль. Поэтому Иван Максимович, не имея предпочтений, балансировал свое питание так, чтобы всё произрастало в равной мере.

Позабылось время, когда он еще делился ночными мыслями с женой:

— Прозевали мы Павла… В парк его повел, не успел оглянуться, он молодую березку согнул, оседлал и раскачивается, как на качелях. Я ему: «Что ты делаешь, мерзавец?» А он: «Катаюсь». И главное, в голову не приходит, что деревцу не подняться после таких игр…

Жена сочувственно соглашалась.

— Наташка тоже неизвестно в кого пошла, нарвала букет анютиных глазок, приносит: «Папа, фиалки!» Мало того что цветы погубила, так еще и не знает какие!