Михаил Елизаров - Красная пленка

Лебединая голова бушприта мигает янтарными глазами, и лодка Марека послушно следует за флагманской лодкой дяди Адика. Марек оглядывается и видит целую флотилию таких деревянных лебедей.

Они оказываются во дворце. Крышу подпирают высокие мраморные колонны с пальмовидными резными капителями. Вместо пола — вода, спокойная, неподвижная, словно голубой лед. Всевозможных расцветок рыбы — красные, серебристые, золотые, синие, изумрудные — кружат вокруг лодки, плещут хвостами. Марек один за другим оплывает мраморные стволы колонн.

За дворцом нарядные зеленые лужайки. Тени облаков скользят по траве. Марек подплывает к широкой лестнице. Вода из дворца величаво спадает по ступеням, превращаясь в реку, что течет мимо далеких рыцарских замков, лесов, прямо в розоватое от закатного солнца море. В облаках, похожих на взрывы ваты, летят, перекликаясь, тонкие, будто нарисованные карандашом, журавли.

Странно, что лодка совершенно не чувствует течения. Марек чуть касается воды веслом, и деревянный лебедь послушно отплывает в середину дворца. Оранжевая бабочка садится на уключину, и сразу же из воды выпрыгивает карп в надежде поймать добычу. Бабочка успевает улететь, а глупый карп падает на днище лодки. Марек с радостью понимает, что это и есть рыбалка. Он хватает карпа обеими руками и начинает жадно есть…

Иногда бывало, что Марк Борисович просыпался от жутких сердечных спазмов, парализующих тело. Сил хватало только дотянуться до ночного столика возле кровати. Там — с вечера заготовленный стакан воды и на бумажке разложены таблетки нитроглицерина, всегда штук пять, на случай, вдруг одна выпадет из пальцев, закатится.

Марк Борисович продумывал все варианты. Если сердце после повторного приема лекарства не унималось, принимал третью таблетку, вызывал «скорую», а сам шел открыть дверь, чтобы врачи могли войти, если он потеряет сознание, присаживался в коридоре на стул и ждал медицинской помощи. К счастью, так бывало не часто, и в основном всё обходилось одной таблеткой.

Последний сон стоил Марку Борисовичу недели в больничном стационаре — с сердцем шутки плохи. Дядя Адик появился в тот раз с золотым рогом в руке.

Едва дядя Адик протрубил в рог, как Марек очутился в дивном саду.

Через сад проложена дорога, вдоль которой возвышаются синагоги. Над входом висят какие-нибудь полезные надписи на иврите: «Как люди превосходят животных, так настолько же выше стоят евреи над всеми народами мира», — или: «Кто не изучает Талмуда, того можно пронзить насквозь или разорвать, как рыбу».

Дорога вымощена полированными булыжниками и на каждом выбиты буквы, так что если прыгать с камня на камень, то можно сложить молитву или фразу из Пятикнижия.

У синагог стоят раввины-големы. Это старики, сделанные из глины. Говорят они и двигаются как живые люди. Раввин протягивает Мареку свою в мелких трещинах руку, в которой зажата румяная выпечка — штрудель с яблоками. Марек отламывает кусочек штруделя, запихивает в рот — вкусно.

Возле одной синагоги суетятся раввины из особой чёрной глины. Дядя Адик называет черных големов бейлисами. Они готовят к закланию голубоглазого теленка Андрюшку. У теленка почти человеческое лицо, он радостно мычит, глядя на Марека. Бейлисам помогает дядя Адик. Вытащив из ножен гладкий клинок, он проворно колет теленка в шею, под сердце, в пах.

Марек подходит ближе и видит, что Андрюшка — выпечка. Из ран его льется в подставленные бутылки красный сироп, тот, из которого варит цукаты дядя Адик. Марек с наслаждением откусывает сладкие куски от Андрюшки, а раввины и дядя Адик кричат: «Кошер, кошер»! Что это был за праздник!

Вдруг показался смешной дядька со свиными ушами, у него пышные усы, одет он в форму немецких военных, но в советской пилотке с аляповато налепленной красной звездой. Уродец, как заводной, сердито пыхтит крючковатой трубкой и выкрикивает на немецком: «Einem Juden glaube nicht, wenn er sogar vom Himmel wäre!»

Невозможно, глядя на него, удержаться от смеха. Хохочут не только Марек, все дети, дядя Адик и глиняные раввины, но даже носатые птицы на ветках — и те смеются.

— Кто это? — спрашивает дядю Адика Марек.

— Его зовут Аман. Попробуй дернуть его за ухо, — советует дядя Адик.

Дети облепляют Амана и дергают за дурацкие уши. Те сразу обрываются. На их месте вырастают новые, но и эти уши постигает та же участь. Вскоре у каждого ребенка оказывается в руке по уху. Аман, ободранный как липка, лежит на траве.