— Катя, — шепчет после педсовета учитель английского Света, вытаскивая меня на лестницу у чердака, куда молоденькие англичанки тайком бегают покурить. — Кать, не слушай эту дуру, у нас ее все ненавидят. Знаешь, какие она нам гадости постоянно говорит. Кать, ты что, плакала? Слушай, а мне дак понравилась идея твоего урока, я у себя что-нибудь такое сделаю. А то знаешь как надоело по Верещагиной работать.
— А зачем работаешь?
— А дак я предложила своим родителям, давайте скинемся, купим нормальные оксфордские учебники, знаешь, они какой визг подняли! Они к Аннушке жаловаться ходили.
— Аннушка — это кто?
— Ну Анна Сергеевна, директор, ты что!
— Зачем?
— Жаловаться! Поборы! Зачем, говорят, покупать неизвестно какой дорогой учебник, когда существует хороший старый…
— Ой, я не могу больше. Пошли. Увольняться надо на фиг отсюда.
— Ты что, Кать, не уходи, мы тут вообще с ума сойдем.
— Да не сойдете, — я махнула рукой и поскакала вниз по лестнице.
Опять дятел. Опять этот дятел в правом виске. Он стучит невыносимо, от него помогает только спазмалгон, спазган, что-нибудь такое, сейчас, он где-то лежал в аптечке, болит до ослепления, до сумасшествия, всякий раз, как у меня трудный разговор, тяжелое интервью, международный перелет, запарка, путаница, проблема — прилетает проклятый дятел и клюет мой правый висок. Все правильно, Катя. У Прометея — орел, у тебя — дятел.
— Дети, уберите, пожалуйста, у себя в комнате. У меня голова болит, я хочу немножко полежать. Саша, подмети еще на кухне, ладно? Там Джесси насвинячила, а я хочу лечь.
— Маша! Пошла вон! Не смей трогать мои диски!
— А где тогда моя «Корпорация монстров?»
— У меня ее нет, поняла? Все, иди отсюда!
— Маааааааааммммммааааааааа!
— Дети! Ради Бога, тише, у меня голова болит! Саш, ты на кухне подмел?
— Да подмету, подмету.
— Саш, ну где моя «Корпорация монстров»?
— Ты меня достала, ясно?
— Саша, включи ей что-нибудь, когда уберете.
— Сама пусть включает.
— Саша! Включи ей что-нибудь!
— На! Жри! Вот твоя дебильная «Корпорация»!
— Мааааааааммммммааааааааааа!
— Саша, а поспокойней нельзя?
— Да задрала!
— Дети, можно я тихо полежу? Ти-хо.
Тихо. Шелест. Возня. Яростный шепот. Громче.
— Я не буду убирать твои игрушки. Сама убирай.
— Хнык-хнык-хнык-хнык…
— Мама, пусть она сама убирает свои игрушки.
— Дети, вы садисты?
Дятел барабанит в висок, как отбойным молотком. Это спазм сосуда. От нервов. Сейчас пройдет.
Подушку на голову. Тук-тук-тук-тук. Тук. Тук. Тук. Полчаса стука. Глохнет. Тихнет. Улетает. Улетел.
Осторожно высовываю голову из-под подушки. В детской разгром. Саша демонстративно слушает диск. Маша надевает на Барби штаны куклы Димы. В кухне прежний свинарник. Кошка ходит по подоконнику между цветами и карандашами. Собака лежит поперек коридора и вздыхает.
— Саша и Маша, я о чем вас просила?
— А она ничего не хочет убирать. Это она разбросала. Почему я-то должен убирать?
— А на кухне?
— Я забыл.
— Как — мне — это-все-надоело! Видеть вас не хочу! По крайней мере полчаса — не хочу вас видеть!
Я обуваюсь, хватаю поводок, Джесси стремительно вскакивает и заводит свое уррр-ва-ва-ва-ва…
Опять двойка
Ну ни фига у меня не получается. За детей двойка, за работу двойка, за организованность кол с минусом.
И хоть бы маленькая радость для разнообразия. Дети бы посуду помыли. Или в редакции дали бы премию за лучший материал номера, или читательское письмо какое доброе пришло.
А то вывесят материал в сети, тут же набегут:
— Либеральную суку Кафтанову повесить.
— Афтар выпей йаду.
Ну выпью, выпью йаду, — что, кому будет легче? Мне точно не будет, и читателю не будет. И ладно сука, но почему либеральная?
Это если писать злободневное. Но можно попробовать о добром и вечном.
— Очередная рекламная белиберда и заказуха.
— Хоть бы ссылочку дали где скачать, а то пожевали сопли и разошлись.
А это был статья с массой жизненных примеров и полезных советов, два месяца фактуру собирала.
Они не умеют читать. Они не понимают прочитанного. Только и хватает на «аффтар жжот». Аффтар так давно жжот, что скоро дырку прожжот.
Зачем я пишу для этого читателя? Что я делаю в этой стране? Что я делаю на этой земле? Нет, определенно я для нее слишком хороша.
Катя Кафтанова смотрится в лужу и понимает, что в этом умозаключении что-то сильно не так.
Песня о ничтожестве
Читать дальше