Илья Масодов - Черти

— Падаль, — зло прохрипел Хозяин.

— Клох, — выдавила из себя Клава, пучась на него изо всех сил.

Но ничего не произошло. Бесполезно, с задыхающейся тошнотой поняла Клава. Он давно уже мертв.

Внезапно белый, сияющий свет бесшумно вспыхнул прямо у нее перед глазами, и рассеялся. На снегу стоял сам Ленин. Он был, как обычно, в своем небрежно расстегнутом пальто, в костюме и в шапке с подвернутыми вверх ушами. Ленин весь светился и горел остатком того неземного света, из которого вышел.

— Саша? — спросил он, взявшись руками за полы пиджака. — Вот уж не думал опять встгетиться.

— Еще бы, — проревел Хозяин. — В петле я был бы тебе милее.

— Ну зачем так утгиговать, — со злостью ответил Ленин. — А вот за детей ты згя взялся. Немедленно отпусти их.

— Мне приказывать ты не будешь, — хрипло сказал Хозяин. — Или забыл, кто из нас старший? Первым стать захотел?

— Кто стагший, кто младший — все это егунда! — решительно заявил Ленин. — Все гешает сила газума и пгавды!

— Ерунда? — взревел Хозяин. — Сила правды? Кровь Ульяновых — вот твоя сила!

— Кровь родная! — взвыла смерть над головой Клавы и рванулась всем телом куда-то вверх. Клава почувствовала рвущую боль во всем теле, словно его растягивали тысячи маленьких крючков. Вареньке хорошо, подумала Клава. Ей уже не больно. Темнота гуще ночной вдруг свалилась на нее и снова ударила в глаза снежным светом. Это смерть выпрыгнула из снега вместе с Клавой, теперь они уже стояли совсем рядом с Лениным.

— Ольга? — еще раз удивился Ленин. — Да тут пгямо пагад мегтвецов!

— Рано ты меня, Володенька, похоронил, — прошипела Ольга. — А ведь как дружили мы с тобой, разве не помнишь? Как шептались допоздна о каждой прочитанной книжке? Я тебе суждена, Володенька, я для тебя дважды рождена была, а умерла только раз. Живой вы меня в землю зарыли, — мертвенно простонала она. — Но кровь, кровь родная — она вывела!

— Кровь наша страшная! — подтвердил Хозяин, поднимая сипящего Ваню перед собой, как хорька, чтобы показать Ленину. — И в нем она ползет! Уж не этот ли выродок миром править будет?

— Оставь мальчика в покое! — сурово ответил Ленин. — Опять за стагое взялся? Теггогист пгоклятый! И пгавильно тебя повесили! Дгугим путем идти надо было!

— Нет другого пути! — заревел Хозяин, покачнувшись от страшного восторга. — Всем одна дорога!

— Нет есть, — упрямо сказал Ленин. — Есть! Диктатуга пголетагиата, к пгимегу.

— Диктатура смерти! — прохрустел Хозяин. — Вот единственный путь. И нет свободы выбирать другой!

— Нет свободы! — восторженно зашипела Ольга, еще цепче прижимая к себе вывернутое тело Клавы. — Какая тебе свобода?!

Она подняла вторую руку, и Клава увидела, что в ней нож.

— Нож, — сдавленно, еле слышно сообщила Ленину Клава. Вообще-то она хотела закричать, но не хватило воздуха.

— Диктатуга смегти — это власть позогного отжившего класса, — четко произнес Ленин, с гордостью вздергивая голову на громадного Хозяина. — Ты пгосто мегтв, и хочешь, чтобы все были мегтвы! А вот я не мегтв, знаешь ли, я жив, и вечно буду живым!

Вместо ответа Хозяин бешено взревел, грубо ломая воздух, и волосы зашевелились на Клаве от этого ужасного рева.

— Ты — всего лишь пгизгак пгошлого! — пронзительно крикнул Ленин, перебив его рев. — Ты — тгуп!

— Труп? — тяжело каркнул Хозяин. — Вот — труп! — он ткнул жилистым, оттопыренным пальцем в грудь Вани. Темная кровь густо брызнула на снег изо рта мальчика, пролилась ручейком, а потом из Вани полезли комки внутренностей, он задергался, и заквакал, пытаясь вдохнуть, но горло его было наглухо уже забито мертвым мясом. Ваня уцепился руками в свой живот, пытаясь прорвать его ногтями и хоть так получить немного воздуха, но не сумел, хрипнул и перестал дергаться навсегда. Хозяин отбросил его, как подохшего пса.

Ленин умолк и вдруг неуклюже сел в снег, словно сваленная с плеч шуба. Страшные глаза Владимира Ильича, таившие раньше в себе целые ураганы таинственного, беспредельного света, внезапно угасли. Слеза протекла по его щеке, Ленин, ставший внезапно таким маленьким и старым, покачнулся, раскрыл рот и визгливо, по-собачьи, завыл. Клава зажмурилась от ужаса. «Ленин умрет. Свет погаснет», — вспомнила она слова погибшей Варвары. На ее глазах Ленин выжил из ума. Он дико выл, как больное, осатаневшее животное.

— Прикончить? — прошипела смерть, шурша своими сухими губами, словно кто-то проводил по снегу не чувствующей холода ладонью.