Омир бледнел и просил:
– Завязывайте. Накаркаете.
Побыв в психдиспансере, Омир уже ничего не боялся, осмелел во всех смыслах.
Он называл меня везунчиком. Мол, два лета подряд отдыхал в
Подмосковье и на Черном море. Омир или не думал, прежде чем что-то сказать или, испытывая мое терпение, прикидывался. Хотя может ему и не дано вообразить, как это можно быть везунчиком, когда два твоих родных брата больны неизличимой болезнью. Да пропади они пропадом леса Подмосковья вместе с Черным морем, когда у тебя в доме такое!
Нет, Омир не слабоумный. Он просто напросто издевался.
На уроке истории я ударил его. Как обычно. Он впервые ответил мне. Звезданул так, что глаз чуть не растекся.
На перемене Бика привел его в подвал. Я стучал Омира по голове ножкой от стула минут десять. Все нипочем. Башкобит. Я устал и сказал, что экзекуцию продолжу на следующей перемене. Бика согласился.
– Конечно. Если устал – надо отдохнуть.
Омир перетрухал Шефа.
Брат однако не думал вмешиваться.
Вечером пришли Мурка Мусабаев и Вовка Коротя.
– Ни фига себе. – сказал Коротя и поинтересовался. – Кто это тебя так?
– Рабы восстали. – ответил за меня Шеф.
В понедельник разбирали "Палату номер шесть".
– Кто хочет к доске? – спросила Лилия Петровна.
Я поднял руку.
– Да. – сказала литераторша. – Я и хотела, чтобы о палате номер шесть сказали именно вы.
С палатой, как и с ролью личности в истории, получился конфуз.
Лицезрея мой фингал, Лилия Петровнав не могла сдержаться. Она улыбалась, как девчонка. Какая она хорошая и совсем не строгая.
Плохо, что расстались не хорошо.
Литераторша говорила о русском солдате. Говорила все правильно, но мне было скучно и я поднял руку.
– Лилия Петровна, а что это у вас через слово русский солдат?
Остальные, что не воевали?
Она вышла из себя.
– Да, – напирала она на меня. – Именно русский солдат, именно русский народ победил в минувшей войне. И вы, со своим изощренным цинизмом, прекрасно знаете и понимаете это.
Я хотел объяснить, что внутренне согласен с ней. Только ей же самой и русским самим во вред выпячиваться. Хотел объяснить, но услышав про цинизм, махнул рукой на нее и на весь русский народ.
Разбирайтесь сами.
Андрюша перед последним звонком остановился и, глядя в сторону, сказал:
– А ты… оказывается не такой…
Я обманул ожидания Андрея Георгиевича. Да я не такой. Но дело ведь не в том, какой я на самом деле. Дело совсем в другом. Как бы это понятней объяснить?
…Выпускной вечер. Музыка, хохот, крики. Проняло таки. Дурацкое веселье. Надо остановить всеобщий гвалт. Остановить и спросить:
"Чему радуетесь? Ведь больше никогда ничего не будет.
Это все. Это подлинный конец, за которым ничего нет".
Сипр и Бака уезжали в Ригу поступать в институт гражданской авиации. Они вышли на сцену и запели:
В узких улочках Риги
Слышу поступь гулких столетий,
Но ты от меня далеко…
Ноктюрн ли тому виной, не знаю, но меня окатило нестерпимой печалью.
Давно рассвело. Я шел домой пьяный и беспричинно рыдал.
"Руководствуясь принципами пролетарского интернационализма, и неукоснительно придерживаясь положений Братиславской декларации и договоренностей, достигнутых на переговорах в Чиерне над Тисой, войска стран – участниц Варшавского договора пришли на помощь братскому чехословацкому народу. Решение о вводе войск далось не легко. Долгое время в СССР терпеливо ждали, когда товарищи Дубчек и
Свобода положат конец атакам на идеалы социализма, дадут решительный отпор разнузданной антисоветской пропаганде.
В последние дни стали известны факты обмана товарищем Дубчеком
Советского руководства…".
1 сентября 1968-го. Семинар по истории КПСС. Преподаватель
Есенсыкова закруглялась. Завтра мы уезжали на уборку сахарной свеклы. Я не собирался выступать, но неожиданно для самого себя поднял руку и попросил слова.
Меня вновь понесло на злобу дня. Почему? Мне непременно нужно было поделиться с кем-то великой радостью. Ибо после 21 августа я не выговорился.
После обеда 21 августа я спал. Проснулся и Ситка Чарли сказал:
– Советы оккупировали Чехословакию.
– Да ты что?!
– Читай "Вечерку" на первой полосе.
Я шел к Бике мимо совминовской больницы. У входа в поликлинику из припаркованных, настежь распахнутых "Волг", в которых шофера дожидались своих хозяев, неслось радио:
"Принципы пролетарского интернационализма незыблемы…".
Читать дальше