Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца

Публикация в "Известиях" получила резонанс. Партком института созвал народ на общеинститутское собрание. Булату, дабы ненароком не перепало, надо было по умному отмежеваться от ректора. На собрании сын тети Шафиры и отмежевался.

– Я не раз делал ему замечания, требовал прекратить безобразия…

Ректор не мог припомнить, когда это осмеливался прежде Булат делать ему замечания и уж тем более требовать покончить с безобразиями, но атакованный со всех сторон народными мстителями, сидел пунцовый и молчал в тряпочку.

В зале нашлись и те, кто хорошо помнил, как совсем недавно Булат публично превозносил ректора. Они-то и покатили баллон на сына тети

Шафиры. Возглавила движение за изгнание из проректоров Булата Флора

Есентугелова.

Дочь дяди Аблая декан факультета и завкафедрой. В институте уважают ее и за ум, и за боевой характер. Булат пробовал поговорить с ней. Флора еще больше распалилась и пообещала довести дело изгнания вероломщика из проректоров до конца.

Тетя Шафира срочно прибежала к матушке. Мама тоже перепугалась за

Булата и на следующий день позвала Флору с тетей Альмирой на разговор.

– Тетя Шаку, я знаю кто вам Курмангалиевы, но прошу вас, не вмешивайтесь, – дочь дяди Аблая мало того, что правдолюбивец, она еще и упрямая, – Знали бы вы, какой ваш Булат подлый.

– Ой бай, подлый… – матушка рассмеялась.

Смех ее означал: покажи мне пальцем, кто у нас не подлый. Если найдешь такого, вместе поплачем.

Тетя Альмира молчала и не улыбалась. Ничего смешного в деяниях сына тети Шафиры она не наблюдала и хорошо понимая, что Булат далеко не Анастасио Сомоса, но согласиться с теорией своего сукина сына тетя Альмира не могла. Флора поведала о числящихся за Булатом эпизодах и по наивности справедливой души думала потрясти матушку.

Мама знала младшего сына тети Шафиры 26 лет и ничто из рассказанного

Флорой нисколько не дотягивало до уровня "удивляется вопрос". Тем не менее, она уже не смеялась, но продолжала стоять на своем.

– Ерунда… Флорочка, прошу тебя, не трогай его…

На примере Флоры можно было видеть: женщину с принципами лучше не злить. Такая запросто любого заборет. Дочь Есентугелова плюнула на

Булата на третьем часу переговоров.

– Тетя Шаку, ладно… – сказала Флора.

Булат мужик рассыпчатый, но поступил он правильно. Раз уж ректор попал под жернова, его бы уже ничто не спасло. Залогом будущей неприкосновенности сына тети Шафиры теперь могло послужить гарантированное затопление бывшего старшего товарища. Булату ничего не оставалось, как помочь открыть подлодке ректора все, до единого, кингстоны.

Неожиданно позвонил Олег Жуков. Почти четыре года не виделись. Из молодежи он один вспомнил о моем существовании. Подъехал через полчаса, быстро разделся, прошел на кухню, поздоровался с Айгешат.

– Где тетя Шаку?

– В больнице.

– Что-то серьезное?

– Да нет…

Олег, как всегда, со вкусом прикинут. Сказал: "Ни с того ни сего вдруг вспомнил о тебе и решил увидеться".

– Кого видишь? – спросил я. – Как там Кемпил?

– На Тулебайке околачивается, – ответил Жуков. – Кочубей в прошлом году женился. – сообщил Вася и спросил. – Тебя почему на свадьбе не было?

– Не было, потому что меня туда никто не звал.

– Не может быть.

Олег играл с Шоном.

– Знаешь, что он говорит?

– Что? – Вася посадил к себе на колени пацана.

– Приходит из садика и материт меня: "Папа педераш и бондон!".

– Ха-ха-ха! Молодец! – Олег расцеловал Шона и спросил. – Кто тебя научил?

– Представь себе, в садике. .Зинаида Петровна с выдворением Кунаева ушла на пенсию – время понянчить внуков теперь у нее есть. Да и материально в семье дела неплохие. Олег пахал огранщиком памятников и хорошо зарабатывал.

– Молилась ли ты на ночь, Дездемона?!

– О, мавр мой, ты, видно, оброзел!

В "Литературке" отчет о Пленуме Союза писателей СССР. Петр

Проскурин поизмывался над Борисом Васильевым из-за статьи в

"Советском экране". Васильев написал: "Посмотрев "Покаяние"

Абуладзе, я прозрел". Оратор дал понять Борису Львовичу: и в экстазе следует воздерживаться от простодушных откровений. Проскурину не понравилась и форма покаяния Абуладзе. "Нельзя трогать покойников!

Что мы знаем о смерти?!" – воскликнул Петр Проскурин. Воскликнул, как будто не желал понимать, что выбрасывание из могил всего лишь метафора.

Не более.

У Бориса Васильева есть мысль: для того, чтобы человек от души боролся с общим врагом, у него обязательно должен быть личный счет к этому врагу.