Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца

Тыблоками Фая называет яблоки. Она их опускает нарезанными в чай.

Фая любит поесть что-нибудь остренькое. Корейскую морковь, чимчи, фунчозу.

Папа вторую неделю в Кисловодске, а в Алма-Ате конференция афро-азиатских писателей. Маме дали три пригласительных билета на открытие конференции, во дворец имени Ленина с нами пошла тетя

Шафира. Бывшая соседка остается самой близкой подругой Ситка.

В прошлом Шафира танцовщица. Мать у нее узбечка, отсюда наверное у маминой подруги и редкая обходительность – с тетей Шафирой Ситок ни разу не перекинулась худым словом. Мало того, подруга для мамы образец дляя подражания. Тетя Шафира умеет красиво обставить быт.

Дом у Курмангалиевых полная чаша. Посуда венецианского стекла, саксонский фарфор Х1Х века. Но самое главное достижение дяди

Урайхана и тети Шафиры дети. Они у них сверхблагополучные, хорошо устроили свою жизнь.

Старший Мурат, сам по себе шикарный мужик, у него молодая красивая жена. Защитил кандидатскую, работает стоматологом. Идущий за ним Булат парень не промах. Женат на очень интересной и умной узбечке. Он архитектор, с кем попало не водит дружбу, хоть и молод, но принимает у себя дома людей исключительно значительных и перспективных. Сестра Мурата и Булата Ажар медик и замужем за тренером и судьей по водному поло. Под стать мужу спортсмену.

Крупная, энергичная. Прекрасная хозяйка.

Папа говорит: "Курмангалиевы просто так в гости никого не зовут".

Последние годы завсегдатаями застолий в доме замначальника областной милиции стали супруги Сарсенбаевы, те, что продали маме столовый гарнитур. Из-за них Валера не хочет идти в гости к Курмангалиевым.

– Опять придут эти Сарсенбаевы и будут весь вечер хвастаться своими детьми. – Жалуется папа.

Сарсенбаевские дети поголовно кандидаты наук.

– Пусть хвастаются. – Мама надевает на левую руку золотой браслет с рубинами. – Тебе нечего стыдиться своих детей. – Она внимательно всматривается в трюмо. – Они не виноваты, что у них такая судьба…

Я всем говорю, что дети у меня особенные.

Да уж. Когда нечего сказать, то мама запросто выдаст нужду за добродетель.

…Матушка недовольна отцом. Валера не нашел лучшего времени поехать в Кисловодск, – как раз перед писательской конференцией.

Поначалу ворчала, а потом прониклась подозрением: это неспроста. В два телефонных звонка она дозналась о том, что на курорт папа поехал не один. Подозрения укрепились после того, как ей стало известно, что новая кассирша Литфонда, не проработав и недели взяла на двадцать дней отпуск без содержания.

Мама надоедала звонками бухгалтеру Литфонда. Фарида Абдрахмановна не знала, что говорить. Закладывать директора ей неудобно, но и отвечать за отца ей тоже не с руки. Мало-помалу бухгалтер раскололась:

– Не знаю, где Абеке нашел эту… Женщина одинокая, кассир исполнительный… Но…

Матушка торжествующе воздает по заслугам своей бдительности:

– Говорила же: сколько волка не корми…

Слушать одно и то же противно и я попросил ее:

– Мама, завязывай! Пусть папа немного развлечется. Ты что ревнуешь?

– Никто никого не ревнует! Фи-и! Нужно очень… Ты бы знал, какая она страшная!

– Тогда почему ты никому покоя не даешь?

– Глупый! Отец твой тратит на нее наши деньги!

– На курорте без денег нельзя. Луна-парк, лимонад, мороженое…

– Прекрати сейчас же! – закричала она.

– Ты провокаторша!

Говорят же: "Что мать вобьет – никакому отцу не вытащить".

Оставшиеся до возвращения отца две недели не прошли для меня бесследно. Валера прилетел ночью, и наутро он с улыбкой подошел ко мне, собираясь обнять. Я всего лишь увернулся и не подал ему руки.

Всего лишь. Зачем я так сделал? – ведь был я не против того, чтобы отец развеялся. Этого я до сих пор не понимаю, но папа не то, чтобы обиделся, – он срубился. Он посмотрел на меня так растерянно и подавленно, что я тут же догадался, что натворил.

Исправлять положение было поздно, извинения отец не принимал. С мамой через три дня он уже разговаривал, но меня в упор не замечал.

Через десять дней играя в преферанс, папа потерял сознание и упал со стула. Ситка и кто-то из гостей отнесли отца в кровать, вызвали скорую. Врачи измерили давление, послушали сердце и сказали:

"Гипертонический криз".

Отцы для нас, что вывеска над магазином или ателье. Для меня отец даже не вывеска. Не пойму себя. Мама определенно самодур, но она намного ближе, роднее, иногда я и сам чувствую себя мамой – ее слова, мысли, поступки, любого сорта – дурные или не очень – мне понятны и, что там говорить, милы. С отцом давно у меня все не так.