Юрий Петухов - Охота на президентов или Жизнь №8

И я упустил такой случай!

Где ты, Кеша?!

Я снова вспомнил мать… Господи, есть ли Ты вообще на белом свете? И куда Ты подевался от нас, куда Ты запропастился… коли праведниц и тружениц великих, святых век Твой новый не приемлет, а всякую нечисть носит, холит, лелеет и хоть бы что?!

Век страшный и злой… Эх, Россияния!

Мать Богородица бросила дочь свою блудную, Прахом истлел над страною Покров Её Пресвятой. В каменных храмах чужих, как и ты, беспробудная, Спит беспробудно отныне Спаситель твой…

Господь отказался от нас. Хотя на патриархии Ридикюле нашем благолепном небывало изрядно золотых одеяний, бриллиантов и жемчугов… и чем их больше, тем больше сирот беспризорных, вдовиц несчастных, убогих и проституток.

Впрочем, какие там сироты!

Бог штопаных гондонов — скважина. Присосаться к скважине — вот «новое евангелие» новых русских неру-сей: к нефтяной, газовой, водочной, никелевой, алюминиевой… лишь бы к скважине. И сосать! сосать!! сосать!!!

Сосущие. И жующие. Герои нашего времени.

Мама работала всю жизнь для России, окопы копала, воевала, в блокаде сидела, сыновей растила, и снова работала, работала, работала… и так десятки миллионов русских матерей. Теперь их в землю… и труды их в землю.

Поколение иуд зарывает Поколение Победителей.

Отдохнуть она не успела.

Всё откладывала на потом…

«Потома» не получилось.

Бледный всадник длань простёр над нами, Бледный конь копытом землю бьёт, Меж веками, смертью и мирами Праведница в мир иной бредёт…

Жирная и холёная сволочь, обещавшая нам «правовое государство», «общечеловеческие ценности», отмену привилегий и равные права, ограбила и переубивала нас, обчистила до нитки, оттянула на себя, на своих сук и своих выблядков всех оставшихся врачей Россиянии… На блокадниц и героев Отечественной врачей не осталось.

Она в земле.

Жизни век сгорел и канул в Лету. Смертный век взмахнул своей косой, В саване, с антихристовой метой, Алчный, равнодушный и слепой.

А меченный лоснящийся бес всё болтает, болтает, болтает… и венки возлагает. Жертвам. Кости эти мальчишек сочатся кровью под землей. Им бы встать на миг, на мгновение — уж они бы разобрались с этим великим реформатором без гранат и засапожных ножей.

Век грязной и мерзкой сволочи.

Я позвонил Кеше и злобно обругал его.

— Ты чего мне про Горбатого лепил, гад?! Кеша сник.

— Обознался, видать, — пробубнил он, — да и нетрезв был, сам понимаешь…

Понимаешь, понимаешь… Я всё понимал! Он столько раз отрабатывал в своих фантазиях эту сцену ликвидации Горбатого, что она вошла в его мозги уже отработанным, свершившимся материалом!

Профи, называется! Робин Гуд! Стенька Разин!

Господи, где ж справедливость на этом свете?!

«Не хватает на этом? — ответил Он. — Может, хочешь поискать на том…»

— Нет!!! — взмолил я в голос. — В другой раз! «Тогда помалкивай!» Вот так!

Моё терпение лопнуло. И я позвонил Моне.

— Привет черносотенцам! — поздоровался я.

— Не актуально, — поправил он. — Прошлым веком живёшь. А сейчас новые технологии…

— Ты мне мозги не парь, дело есть.

Моня засопел в трубку. Великий конспиратор! У них там под простым словом «дело» подразумевалось нечто такое, за что сразу давали от семи до пожизненного. Я, правда, ещё не понимал, с какой Мониной ипостасью веду разговор, уж больно быстро он поспевал за веком. Но это не имело значения. Главное, что в моём приятеле бурлили и кипели гены его пламенного и несгибаемого деда. А это было посильней всего прочего. В пылу и раже Моня мог запросто горы своротить.

А значит, он просто обязан был нам помочь.

— Молчи! Я всё знаю! — просипел он голосом опереточного карбонария. — Мы уже идём по следу… Подробности при встрече. Пароль: команданте. Отзыв: Че!

Большего всего на свете Мехмет любил получать письма из Гроссбритании, из самого Лондиниума и его окрестностей, где в суперпрестижном колледже обучались его любимые сынишки.

Он даже специально купил огромный золотой поднос аглицкой работы и золотой звонок-колокольчик. Раз в месяц одна из русских жён-блядей, как и было заведено, трезвонила в звонок из-за сандаловых дверей его кабинета, а потом торжественно вносила заветное письмо на подносе… как в лучших домах!

Вот и сейчас Мехмет сидел в огромном джакузи посреди своего кабинета, выклеенного италианскими обоями с выпуклыми корешками самых дорогих и умных книг, потягивал сладковатый дымок из кальяна, поглаживал атласный зад юной гяурки-прелестницы (завуч местной гимназии каждый день приводила ему новую девочку; сил уже не было; но положение обязывало; и Мехмет пользовался антикварным костяным ножичком для разрезания страниц; ни одна из дев не должна была уйти от него девственницей, панимашь!)