Пустых камер в новейшей оздоровительной лечебнице ФСГБ, что уходила вниз на тридцать четыре этажа прямо под Лубянку, не было. Её открыли совсем недавно, к очередному торжественному юбилею лучшего друга росси-янских беспризорников Зигизмонда Дзержизмундовича. Но страждущих накопилось немало. И отдельных палат на всех не хватало. Углублять подземный объект здравоохранения было опасно, этажом ниже проходила прямая ветка спецэтапирования неизлечимых больных на Соловки. Её приемный пункт размещался прямо под Соловецким камнем, только метров на четыреста ниже. Поэтому те, кто возлагал охапки цветов к поминальному валуну, знали, что делали.
— Господи, приими-и-и их души болезные в обители своя! — пели с чувством случайно уцелевшие наверху, у камня. Ставили свечи.
И Господь принимал. Внизу. Не без помощи лиц, уполномоченных на то соответствующими мандатами победившей р-р-револю…, пардон муа, молодой демократии.
Нехватка больниц, тюрем, лагерей, клиник и предварительных профилакториев вообще была острым гвоздём в лакированом штиблете генералмейстера Перекапутина. Запад отчислял на содержание этих учреждений сущие крохи, пять-шесть миллиардов евродолларов в год, их не хватало на оздоровление администрации гаранта, а тут ещё это народонаселение, что постоянно нуждалось в освобождении занятых им жилищ для мигрантов, возмещающих, по словам гаранта, естественную убыль убывающего народонаселения. Запад не понимал до конца всей важности и значимости этой глобальной проблемы, которую сам генеральный генералиссимус называл Великим переселением народонаселении.
Её вообще никто не понимал.
Прежде чем попасть в элитную спецлечебницу, Моня всласть помыкался по больничным распределителям и камерам предварительного лечения (КПЛ). Завсегдатаи и постояльцы в них сидели и лежали ушлые. Их тела и души лечили не один год, не через один оздоровительный этап прошли они. И не кляли судьбы, мирясь с её превратностями и закидонами.
— Это всё ништо, — говаривал Моне в приемном покое старый и тертый пациент-рецидивист Акакий Кумов, матёрый ходок по больничным зонам, — это всё благодатные места. Отсюда выбраться можно, как два пальца… А есть дыры гиблые и страшные, тьфу-тьфу-тьфу! пронеси Господи и нечистая сила! Про Спасо-Перовскую обитель не слыхал, паря?
Моня тряс головой. А может, она сама тряслась.
— Эту дыру гиблую по рогам дьявола признают. Антенна на ней стоит в сто метров с рогами — за тринадцать верст видать, прямо на больничном бараке в семь этажей она, как чёрт сидит. Знак! А кто попал, тот пропал. Выхода из Спасо-Перовского спецгоспиталя мира и спецмилосердия имени Малюты Скуратова нету. Мужики его «конвейером смерти» называют, а блатные кто Бухен-вальдом, кто Треблинкой. Местный народишко, что возле проживает, страшное место Могилой окрестили, потому как сколько завезут туда болезных, столько гробов и по-вывезут, даже больше. Одно слово, «чёрная дыра»! По закрытым спискам федеральной системы концгоспиталей этот проходит как «семидесятая горлечебница» особо строгого лечения. Так-то, паря! Вот куда попасть, что сгинуть! Главным кумом там Арон Гольдберггробен, а заведующий смертным отделением Генахий Михерович Шилкинд. Уж кто к нему попадёт, назад живым не уйдёт! Эскулап, едрёна-матрёна! Этот любого за неделю улечит! Страшные легенды идут по зонам о нём: будто душу сатане продал или сам сатана, другие говорят, мол, губит христиан, потому как без того, чтоб в день по три желчных пузыря не сожрать из мёртвяков, никак не может, и кровь стылую пьёт, дескать, распотрошит труп на пару с Гольденгруббером — и пьют: чавкают, булькают, давятся, икают, а пьют, кровососы ненасытные… Но думаю, паря, то привирают малость. Не так страшны эти черти, как их малюют. Слыхал я будто у Шилкинда с Гробенгольдбер-гом при спецгоспитале коммерческое похоронное бюро имеется, под названием «Харон и сыновья», будто немалую прибыль даёт… Потому они сперва нашего брата болезного излучателем с антенны-то облучат до посинения, потом в капельницу керосина или дихлофоса, а в шприц — мышиного яду… только поспевай колоть! да трупы вывозить! да денежки подсчитывать! Знающие люди балака-ют, мол, ещё один спецгоспиталь прикупить хотят: этот по тыще трупов на день даёт, а с двумя они и на трёхтысячный рубеж выйдут… Это ж какие капиталы сказочные! Вот оно что. И скоко комиссий на них напускали, скоко проверок, паря… а всё впустую. Придут эти проверяющие, поглядят: вроде бы всё по инструкции — иглы не в глаз втыкают, не в мошонку, а в вены, таблетки не в нос запихивают и не в зад, а в рот, в историях болезни у них все болезные со смертными диагнозами поступают, так и записано: «доставлены при смерти, излечению не подлежат»… а что дифлофосом пахнет и мышиным ядом, так те запахи для дезинфекции коньяком отбиваются, все комиссии в коньячных парах и с конвертиками-отчётами выползают… А завоз нашего брата после их ухода увеличивают. И премии с грамотами шлют… У меня троих ко-решей там улечили. А поздоровей меня были. Так-то, брат! Чёрная дыра! Конвейер смерти! Бухенвальд!
Читать дальше