Но не в моем вкусе – чересчур флегматичен и спокоен.
Во время полета я задремала, а проснулась оттого, что Тенгиз ткнул меня в бок и велел выходить. Мы вышли на большую песчаную площадку, вертолет тут же поднялся в небо, швырнув в нас напоследок пыльную тучу. Мне показалось, что я вмиг пропиталась жирной грязью. Солнце неумолимо тиранило нас с высоты, и я чувствовала, что задыхаюсь от вязкой густоты воздуха. "Бедная девочка! Куда ты попала? В самую малярийную провинцию в Камбодже, в самый неподходящий сезон, – насмешливо сказал Тенгиз. – Вчера, пьяненькую, после ресторана подкараулили и велели лететь в Кратье. Вот и попалась рыбка на крючок". У меня не было сил отвечать на его шутки. Через пять минут к нам, поднимая клубы пыли, подкатил джип с американским наблюдателем Майклом.
Вилла, на которую нас привез Майкл, представляла собой обычный деревянный дом с небольшой верандой. В прихожей мимо нас со смущенным смешком метнулась девица-кхмерка. "Она у нас кухаркой работает, – объяснил Тенгиз. – А как видит мужчин, тут же начинает хихикать". "В таком случае она должна беспрерывно хохотать, – заметила я. – Вы ведь тут живете". "То-то и оно, – вздохнул Тенгиз. – Лучше б она за стряпней следила".
Мы сели обедать. Собрались все обитатели дома – американец, англичанин, китаец, японец, кхмер-переводчик и Тенгиз. У меня сложилось впечатление, что все они порядком осточертели друг другу. Ели молча, изредка бросая вежливые фразы о погоде или о качестве еды. Меня устраивало общее молчание – мне было так плохо, что любой разговор казался пыткой. Я вяло поковыряла в тарелке с похлебкой, потом поднялась и сказала, что пойду отдохнуть. Тенгиз проводил меня в свою комнату, где я сразу рухнула на кровать. Басистый вентилятор энергично месил воздух, создавая иллюзию прохлады. Я стащила с себя всю одежду и жалела только, что нельзя снять собственную кожу. Я чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. В Пномпене от жары спасали кондиционеры, здесь же мне казалось, что я попала в оранжерею, полную влажных удушливых испарений.
Я не заметила, как задремала, мне снились какие-то кошмарные сны, и проснулась я в твердой уверенности, что умираю. Я кое-как натянула одежду и выползла на террасу, где коротали свой послеобеденный отдых японец и китаец. При виде меня они что-то быстро спрятали в нижний этаж чайного столика на колесиках. С трудом подбирая английские слова, я сказала им, что у меня малярия и я вот-вот умру.
Японец с серьезным видом поставил мне градусник. Чтобы протянуть пять минут, необходимые для измерения температуры, я порылась в столике и нашла то, что от меня спрятали, – японские порнографические журналы. Китаец страшно смутился. Я вытащила из подмышки градусник, показывающий температуру 36,6. Японец прочел мне длинную лекцию, из которой я уловила всего несколько фраз: "Климат в Кратье очень тяжелый. Каждый, кто впервые попадает сюда, чувствует себя заболевшим.
Ничего страшного, это со временем пройдет". Я хотела сказать ему, что у меня нет времени, но не смогла подобрать слова. Тогда я взяла стопку журналов и утащила в комнату Тенгиза.
Вскоре явился Тенгиз и застал меня за рассматриванием картинок в журнале.
"Неинтересные картинки, – сказала я ему. – Все интимные места закрыты квадратиками". "Как ты себя чувствуешь? – с тревогой спросил он. – Мне сказали, что ты совсем раскисла". "Отвратительно, – ответила я. – Но надо работать. Ты говорил, здесь есть интересный буддийский монастырь. Отвези меня туда".
К монастырю вела лестница из ста с лишним ступенек. Вокруг яростно росла тропическая зелень, почти отталкивающая своей пышностью. Я поднималась по лестнице, устраивая перерыв через каждые десять ступенек и жадно хватая ртом воздух. Тенгиз наблюдал за мной с ехидной усмешкой.
Первое, что мы увидели наверху, – наглядные изображения суровых наказаний для грешников. Одна из картин показывала прибытие грешников под землю, в ад. Их приводят к главному черту со списком грехов, а он назначает кару в соответствии с тяжестью проступков. Пьяниц заставляют пить огонь, если грешник лгал, его положат на гвозди и вырвут язык, тех, кто прелюбодействовал, отправляют ползать по колючкам, убийц пилят на мелкие кусочки. Эти яркие картины, сделанные в стиле детских рисунков, воздействуют на воображение сильнее, чем десятки проповедей. "Очень доступно", – сказала я, отворачиваясь от картинки, где корчилась в смертных муках погрязшая в распутстве молодая женщина.
Читать дальше