Дарья Асламова - Приключения дрянной девчонки

Нас угостили обедом и красным вином. Мы подняли бокалы в честь награждения батальона медалью ООН за успешное проведение мирных конвоев в мусульманскую деревню осаждаемую сербами. "Во время Второй мировой

Ш1Р

гопп аЫЛ СТРаш"Ь1Й обстрел,1ппеЗНОГДвадня город. Я здесь уже несколько месяп!

СнаРяД°в упало на привык, но, веришь ли, упГот стпЯ ' КаЗЗЛОСЬ бы' ко всемУ Мусульмане нас исполм – а На землю-таскивают к нашим кмармамУп** 333рения совести. Под-бам. Те, естественно оТВечаТКИИ НЗЧИНаютбить по сер-прямо на батальон. Мы звоним п °ГОНЬ' СнаРяДы летят телю, который сидит на сторонеSм В°еННоМу наблюда" бы сербы лупить в другое мег(tm)? тР ' И Просим: "Не могли OOHTBмM' ПУСТЬ ммусульмане' от"6431о1'"Мы бы С УД°' ООН". Мы в свою очередь пп отодвинут танк от войск ДРУГУЮ улицу, "а что нам?я Р М мусУльман перейти на стоим". нам ча"о говорят: "Где хотим, там и усулшадсадедетм П°СЛе сол(tm) о6(tm)ают машины ООН и просят еякГнЧНЫе мальчишки атакуют картофеля стоит 4 немей(tm) РЫНКе СаРаева килограмм марок, кофе – 5о марок за кимГп?' КЮЮГРамм мяса 6о из блокадного кольца нужнГ; СЛУХЗМ' чтобы выбраться специальным проводникам? заплатить около 1ооо марок ные тропы. Но мусУльмаНСк'оГсаоаЬе?НаЮТ безопасные гм кое СаРаево наперекор всем трудостям устроило конкурс красоты, причем первое место за-ияла хорватка, второе – сербка и только третье – мусуль- "Лепота есть лепота", – сказали мусульмане.

В Сараеве чувствуется постоянное ожидание беды. В этот расплавленный солнцем день мои ощущения обострились в тысячу раз, нервы обнажились. В машине, нашем единственном укрытии, Игорь будто случайно касался меня, и каждое его движение дышало страстью. И эта мольба в его глазах, ошушение неотвратимости происходящего. Включились невидимые флюиды притяжения, и на обратном пути, в самом опасном месте, на нейтральной полосе мы начали неистово целоваться.

Почему-то я вспомнила идеал средневековья – нежно впиваться поцелуем в губы возлюбленной в то время, как на улице свистят пули. Нам мешали бронежилеты и подсознательное ожидание выстрелов. Но стояла невероятная деревенская тишина, мы чувствовали на себе чужие взгляды. Весь сербский пост вышел на дорогу, пытаясь понять, почему остановилась машина ООН.

В помещении военного штаба было полно людей, но мы нашли крохотную пустую комнату. Мы скинули бронежилеты. Он шагнул ко мне навстречу, и я прошептала: "У нас есть всего десять минут". Я впивала его дыхание и стоны, каждой клеточкой ощущая жгучее слияние тела с телом. Эта острая связь – нечто могущественное, неотвратимое и жестокое, древнее, как гроза, схватка, которая приносит боль, непреодолимая тяга двух тел. Кончено. Несколько яростных объятий, и над нами навис меч разлуки. Вспыхнул яркий огонек и подернулся пеплом. "Может быть, останешься?" – спросил он с грустной нежностью. "Не могу, Бани должен быть сегодня в Белграде", – ответила я, пытаясь придать голосу твердость и непреклонность интонаций. "Я буду в Москве через наделю, я должен тебя увидеть, – заговорил Игорь. – Не может быть, чтобы все оборвалось вот так, сию минуту.

Оставь мне свой телефон". "К чему все это?" – подумала я, нацарапав на листочке номер. Пришел Бани и сказал, что нужно срочно ехать, уже вечереет, а ночью дорога особенно опасна. Я чувствовала на себе его испытующий взгляд, он словно пытался прочесть на моем лице особые тревожные знаки.

Мы выехали из Сараева в пять часов вечера и на бешеной Скорости понеслись к границе. Спустя час пути на пустынную дорогу выполз танк с гордо реющим сербским флагом. похотливо виляя гусеницами, он шел впереди нас, регулярно пуская нам в лобовое стекло облако едкого черного дыма Мы попытались обойти этого навозного жука. Танк изящно вильнул и придвинул нашу машину к горной стене, ободрав крыло с моей стороны. Я вскрикнула от испуга. "Пьяные" пробормотал Бани.

"Пьяный" танк в течение часа не давал нам вырваться вперед, наверное, ему льстил такой эскорт.

Когда мы пересекли границу Боснии, я уже клевала носом. У Бани тоже слипались глаза, и он все время теребил меня: "Даша, разговаривай со мной, иначе я усну и мы разобьемся". "Очень хорошо. Я об этом просто мечтаю", – томным голосом ответила я, устраиваясь в кресле поудобнее и закрывая глаза. Бани поставил кассету Моцарта, и я предалась грезам под серебряные звуки музыки. Все пережитое крепко держало меня в объятиях. Я снова вспоминала наркоз блаженства и жар чужого тела. Моя новая любовь виделась мне розой, вплетенной в венок из терновника.