Эльчин Гасанов - Черная черта

– Не стесняйтесь, Феликс, кушайте, кушайте, – она пригласила его отведать обед, и сама присела к столу. Заткнула салфетку в горло, и начала есть гречку. Феликс взял вилку, начал пробовать салат.

Некоторое время молча ели.

Потом Рота откинулась на спинку кресла, закурила.

– Феликс, скажите, вы любите скачки?

– …В смысле играть?

– Да нееет. В смысле скакать. Скакали ли вы на коне?

– Н-нет, не приходилось. Ну может, в детстве, в деревне у дедушки. У меня дедушка был боевой мужик, у него была своя конюшня, сабля, ружье. Во мужик был! – гаркнул Феликс, и тут же оробел под насмешливым взглядом Роты.

– А отец у вас кем был? – выпустила дымок.

– О-о! Отец мой был репрессирован. Он был революционер. Три жены у него было. Три! Это официально. Я от третьей жены. Во мужчины были раньше, не то что сейчас, – Феликс разошелся, не замечая своего голоса. – А мой дядя, дядя Славик, в Австрии был профессором

Университета, заведовал кафедрой. И это в Австрии, это вам не

Советский Союз…

– …А ну подойди сюда. Подойди, не бойся, – перебив его, поманила к себе пальчиком.

– Я? – он опешил и сразу побледнел.

– Ну не я же. Кроме тебя тут никого. Иди, иди.

Он робко сделал два шага к ней.

– Ближе! – она так скомандовала, что тот приблизился вплотную, и встал перед ней на уровне ее красивого личика. Рота запустила руку ему в промежность, ухватила его простату, стала сжимать ее больно.

– Ай…уй…- стал кричать Феликс.

– Терпи, парень, терпи, ты болен, а я тебя лечу, – она продолжала свои движения, пальцами рук больно массируя ему меж ног. Она достала оттуда черный пучок, с размером в яблоко, внезапно пучок превратился в черного воробушка, упорхнув, улетел прочь.

Феликс с испугу поперся назад. Рота, окончив процедуру, встряхнула руки, откинулась на спинку кресла, Феликс еще на три шага отошел от нее назад, к столу.

– Ты свободен, Феликс, через два дня уже сможешь переспать со своей невестой. Кстати, а она красива. Рота держала в руках большую фотографию, на ней красивая девушка, высокая блондинка, писанная красавица. Алые губки, крупные глаза, тонкие ресницы. Рота внимательно рассматривала ее.

– Мдя…Блондинка может комплексовать из-за своего интеллекта, если у нее маленькая грудь…

Феликс съежился, сделал шаг к Роте.

– Ну, что еще? – она подняла глаза на Феликса.

– Рота, дорогая, она мне уже не верит, считая меня импотентом.

Неизлечимым импотентом. Она знает про мою болезнь, и я уже избегаю с ней постельной близости. Поговорите с ней пожалуйста, Рота, – он скрестил руки перед собой как в мольбе.

– А что я ей скажу? Что мне сказать? – глаза ее стучали.

– Похвалите меня, скажите, что я здоровый человек, – он ужасно покраснел.

– А она ведь спросит, откуда я это знаю? А, я поняла. Мне надо сказать, что ты сейчас меня трахнул, да? Я правильно поняла тебя, мой милый? – она улыбалась, стреляла глазами окончательно смутившегося Феликса. Рота с минуту подумала, поглядела в большое окно.

– Феликс, скажи честно, ты ее бил когда нибудь? – пристально посмотрела на него.

– …Н-да…Это было пол года назад. Я ее ударил в лицо, по ее щеке пошла кровь. Но вообще – то кровь ей идет.

Рота достала мобильный телефон.

– Говори номер. Феликс продиктовал ей номер своей невесты.

Рота набрала номер, и заговорила:

– Если б люди летали как птицы

В большом светлом зале собралось много людей. Тут были и студенты, и врачи, и военные, и инженеры, короче говоря, люди всякие.

Теодора тут знали как Чарли. Он собрал всех людей сюда для проповеди, и они пришли сюда поговорить о наболевшем. Раскрыться, открыть сердце свое.

В углу у большого окна с желтыми занавесками стояла белая рояль.

За ней сидела Рота, и очень тихо играла 'Лунную сонату' Бетховена.

Люди под музыку слушали Чарли, он как император поднял правую руку вверх, и тихо сказал:

– Знайте сначала одну истину: в жизни есть Бог, но есть и дьявол.

Поверьте люди. Я видел и того, и другого. Больше я ничего добавить не смогу.

После этих слов некоторые лица в зале порозовели, зрачки расширились. Толпа численностью 9-10 человек расступилась перед ним, а он прошел на середину комнаты, стал за телевизором. Он окинул всех острым взглядом, затем изрек: