Юрий Петухов - Измена, или Ты у меня одна

Оля ждала его у подъезда — хорошая, красивая, единственная на свете, самая-самая лучшая.

— Ну вот и слава богу! — обрадовалась она его приходу. — У мамы уже все готово. Пошли!

— А может, поцелуемся для начала?

— Успеется еще, экий ты нетерпеливый!

Мария Васильевна копошилась на кухне и приход гостя приняла как что-то само собой разумеющееся.

— А-а, читатель! Ну, не стесняйтесь, проходите в комнату. Оля, что ж ты? Пригласила, а сама стоишь!

— Здрасьте, — сказал Черецкий, комкая в руках пилотку.

Ему показалось, что перед ним та же Ольга, но лет на двадцать пять постарше — сходство было поразительное.

Они вошли в комнату.

Глава семьи появился, когда все сидели за столом. Из прихожей послышался звучный голос, скрип сапогов, шумное дыхание. У Борьки замерло сердце.

Он встал, придерживая у ноги пилотку и не зная, что ему делать: то ли надеть ее и отдать, как полагается по уставу честь старшему по званию, то ли просто поздороваться.

— Здравия желаю, това… — начал было он.

— Привет! — заметив смущение гостя, сказал Кузьмин и занял свое место во главе стола.

Борька решил наверстать, как ему казалось, упущенное.

— Рядовой 1-й учебной роты Черецкий, — доложил он.

Помедлив, добавил: — Борис Григорьевич.

— Да-а, брат, это звучит!

— Ешьте, ешьте, Борис Григорьич, — сдерживая смех, оборвала мужа Мария Васильевна, — потом отрапортуетесь, здесь — я главный командир.

— Спасибо, только вы меня не распаляйте, Мария Васильевна, насчет еды, а то потом не остановите, все смету!

Оля сидела, почти не притрагиваясь к своему супу и с любопытством следила за ходом событий. На лице ее застыл неподдельный детский восторг, такой искренний, что разозлившийся было на нее за непредвиденную ситуацию, похожую на розыгрыш, Борька, заглянув в глаза, тут же ей все простил.

— Так что вы тот самый книголюб? — спросил Владимир Андреевич.

— Да не то чтобы книголюб, так, в свободное время изучаем научные труды, классиков штудируем.

— А вот, кстати, насчет свободного времени, позвольте поинтересоваться — почему вы не в роте, сбежали?

— Отец?! — Мария Васильевна покачала с укоризной головой.

— Я из любопытства, — пробурчал Кузьмин.

Черецкий начал торопливо расстегивать пуговицу на кармане, собираясь вытащить оттуда увольнительную записку.

— Пап, он сегодня в увольнении, ну что ты, в самом деле?

. — Ничего, ничего, мы люди военные — народ строгий и дотошный, — он посмотрел Борьке в глаза, — так ведь? Но и пошутить умеем!

— Так точно, товарищ полковник.

— Дома можно по имени-отчеству, Борис Григорьич, — сказал Кузьмин и рассмеялся.

Владимир Андреевич знал, что коли парень отказывается от своего первого увольнения ради девушки после двух с лишним месяцев беготни и безвылазного сидения в части, то это всерьез. Но столь решительный в делах службы полковник Кузьмин не знал, как реагировать ему на все происходящее здесь, на его глазах. Выставить гостя, запретить Ольге встречаться с Черецким? А на каких основаниях горячиться? Нет, это не решение вопроса. Идти у дочери на поводу? Характер не позволял, да и опыт всей прожитой жизни, опыт немалый, нашептывал, что такой вариант совсем никуда не годится. И потому Владимир Андреевич счел самым правильным и единственно верным решением — не торопиться с выводами, приглядеться — так ли страшен черт, как его малюет родительское воображение.

Черецкий не знал, что творилось в голове у Кузьминастаршего, он ждал — когда же наконец закончится затянувшийся, по его понятиям, обед и можно будет вырваться из-под пристальных изучающих взглядов Олиных родителей на волю, вырваться вдвоем с ней.

— Сейчас второе принесу, — хлопотала хлебосольная хозяйка, — вам, Боря, наверное, солдатский харч приелся уже, вы не стесняйтесь, у нас все домашнее, собственного приготовления…

В ответ Борька рассыпался в похвалах кулинарному искусству Марии Васильевы, чем приводил ее в состояние еще большего хлебосольства. Он жалел, что не прихватил с собой Слепнева, обладавшего невероятным даже по солдатским меркам аппетитом. А сам мысленно прикидывал, сколько времени остается в их распоряжении. Получается не так уж и мало — до вечерней поверки было больше семи часов. Перспектива просидеть все эти часы в "тесном семейном кругу" его не радовала.

— Мам, ну мы пойдем? — бросила наконец спасательный круг гостю Оля. — Что-то проветриться захотелось.

— Да что вы? Оленька, ну кто ж так делает? — заволновалась хозяйка. — Только пришли и бежать, нет, молодые люди, это у вас не выйдет! Мы так мило беседуем, правда, Боря?