Юрий Петухов - Измена, или Ты у меня одна

Черецкому удалось все-таки вывернуться из цепких пальцев полковника.

— Я не сломаюсь, Владимир Андреевич, не беспокойтесь.

— Ну вот и отлично, это слова не юноши, но мужа. Если тебе чего нужно — проси, все что в моих силах…

— Нужно, товарищ полковник, — твердо резанул Черецкий, — через неделю у нас конец обучения и распределение будет, так?

— Да, ты не волнуйся, место подыщем…

— Товарищ полковник, я прошу направить меня в самый дальний гарнизон, хоть на Чукотку, хоть на Новую Землю, если еще дальше нету. Это моя единственная просьба.

Было воскресенье. И Леха скучал. Он всегда скучал по воскресеньям. После обеда обычно показывали в солдатском клубе какой-нибудь старый надоевший уже фильм. Но в отличие от будних дней на просмотр этого старья не гоняли строем в полуприказном порядке, можно было и увильнуть от участия в скучноватом мероприятии. Вот Леха и увиливал.

Он сидгл иод деревом и жмурился на солнышко, когда к нему подошел белобрысый и безбровый парень из второй роты. На правой руке у парня была повязка с тремя буквами: КПП. Видно, он и шел с контрольно-пропускного пункта. Парень застыл над Лехой и долго молчал.

Но потом выдавил из себя лениво:

— Загораем?

Леха кивнул. Ему лень было рот раскрывать.

— Так и передать, что ли?

Леха встрепенулся.

— Кому?

— Куму моему! — съязвил парень. — Я сюда просто так, что ль, приперcя! Тaм тебя у ворот какая-то ждeт.

Лeха вскoчил. Парень улыбнулся, посоветовал:

— Ты рылo-то побереги, может, пригодится еще кой-зачем!

— Заткнись!

И Леха побежал к воротам.

Он ее увидел срaзу — Тяпочка стояла за боковой решеточкои, там, снаружи с верзилой сержантом. Был тот чуть ли не в двa раза выше Тяпочки, но Леха сразу определил — сержант не прочь с ней не только полюбезничать. А, может, Леха и преувеличивaл, чего не бывает, особенно когда нaкатит на тебя злое чувство ревности, когда в его выпуклoй линзe все обретает не совсем реальные очертания.

— Лешенька, — вскрикнула Тяпа, увидав Суркова. И тут же отошла от верзилы.

Тот недовольно хмыкнул. Но встревать не стал. Хота и мог бы хорошенько потыкать Леху носом в уставы и еще куда-нибудь, пользуясь своим званием и положением. И хотя Леха со всеми своими однопризывникaми сдал и экзамены, и зачеты, к вроде бы был готов приказ о их повышении, но… покуда он был рядовым, курсантом. И каждый, имеющий на полосочку больше, мог его остановить и высказать ему свои соображения. Так что, поблагодарить бы надо Лехе верзилу, а не скрипеть зубами! Другой бы вообще дал ему от ворот поворот: иди, дескать, друг любезный, на свое место, в расположение роты, да и не высовывай носа, куда не положено! Нет, не по зacлугaм мы оцениваем людей и не по реальным их поступкaм, а со каким-тo самим нам непонятным движениям души.

Тяпочка была совсем не такая, как там, в общаге. Теперь волосы у нее были не просто темные, а с огромным белым клоком-прядью, нависающим надо лбсм и правым глазом. И бант был поскромнее, поменьше, желтенький в крапинку. И губки у нее были не малиновым бантиком, а поблескивающей серебристой полосочкой, и все было другое… Легонькая вегровочка поверх черной маечки и желтенькие брючки-бананы скрывали ее точеную прелестную фигурку, на ножках голубели крохотные кроссовочки, а на плече висела большущая белая сумка. Но это была Тяпа! Леха узнал бы ее из тысячи, как бы она ни маскировалась, какой бы она ни навела марафет на свое дивное личико. Он узнал бы ее по этим глубоким и совсем не девичьим глазам. Вот и сейчас, попав в зону их воздействия, он ощутил себя то ли жертвой профессионального гипнотизера-артиста, то ли коброй, околдованной и завороженной заклинателем змей, то ли просто кроликом перед той же коброй, освободившейся от посторонних чар.

— Тяпка! — крикнул он. И осекся, не нашелся, даже единого словечка не мог подобрать нужного, хотя наедине с собой он обращал к ней мысленно целые речи-монологи, пламенные, волнительные и длиннющие.

Они вцепились в решетку с разных сторон, сплели пальцы. И она как-то неловко, будто в первый раз, чмокнула его в щеку — ей пришлось вытянуть губы, чтобы коснуться кожи его щеки через прутья решетки. И брови у нее поднялись к переносице домиком, она всхлипнула.

— Не ожидал? — спросила она, не сводя с него глаз.

— Я тебя каждый день ждал, каждый день я с тобой говорил, даже ласкал тебя, обнимал… — прошептал Леха, теряя голову, путаясь и сбиваясь.