Юрий Петухов - Измена, или Ты у меня одна

Отец стоял за спиной, его присутствие не только ощущалось, оно давило на Сергея, заставляло быть сдержаннее, чем ему бы этого хотелось. Постепенно где-то внутри начинало закипать раздражение, грозящее перелиться во чтото более серьезное. Но и здесь первой оказалось мать.

— Сережа, поздоровайся с отцом, — прошептала она на ухо, — я прошу тебя, ну не будь таким безжалостным, ради меня.

Сергей повернул голову, кивнул. Из полуоткрытого рта его вырвалось что-то тихое, неразборчивое. Смотреть на отца он почему-то боялся, отводил глаза в сторону.

— А ты здорово изменился — настоящий мужик!

— Да ну? — Сергей скривил губы в иронической ухмылке. — Надо же как интересно. Ты б подольше гулял, так и вообще меня уже стариком застал!

— Прекрати! — Мать дернула Сергея за рукав. — Прекрати немедленно, это ж отец твой!

Отец широко улыбнулся, от прежней растерянности на лице не оставалось и следа, он уже почувствовал себя хозяином положения и сдавать позиций не собирался.

— Злость, Серега, не лучший советчик, — тихо, но очень внятно проговорил он, — ты уж поверь мне. Давай-ка как в пословице — кто старое помянет, тому глаз вон…

— А кто забудет, — резко оборвал отца Сергей, — тому оба долой, так?!

Тот сокрушенно покачал головой, не нашелся.

— А вот я вас сейчас накормлю хорошенько — так вы у меня по-другому заговорите, — нарушила паузу Марья Сергеевна, глядя то на одного, то на другого. — Сережа, живо переодеваться, руки мыть и за стол!

Сергей мысленно поблагодарил ее за помощь. Скандала он не хотел, сдерживаться не умел, а мать всегда была тем связующим звеном, без которого давно бы уже вся семья полетела бы в тартарары, ко всем чертям. Он с нежностью заглянул ей в лицо, улыбнулся виновато, с еле заметной долей признательности. После этого пошел в свою комнату, с радостью вдыхая в себя на ходу приятные домашние запахи…

Сейчас, сидя на лавочке и вспоминая вчерашний день, Сергей все больше и больше проникался симпатией к отцу.

В душе его зарождались какие-то новые, неведомые чувства к человеку, которого, по сути дела, и не знал толком. Нет, он не прощал его, да и как он мог простить то, чего не понимал до конца, просто само собой пришло чувство близости, родства. И если раньше возвращение «блудного» отца представлялось ему чем-то страшным, недопустимым, то теперь Сергею казалось, будто иначе и быть не могло. Ощущение своей неправомочности вмешательства в родительские отношения покинуло его, и на смену пришла твердая убежденность в том, что не мешать им он должен, а помочь, помочь своей добротой, пониманием.

К Любе не пускали. Сидеть здесь, на лавочке, в пустом ожидании? Ожидании чего?! Нет это тоже было невыносимо. Уйти? От себя не уйдешь, уж что-что, а это Сергей понимал прекрасно.

И когда он, окончательно отчаявшись, собирался встать и идти, из больничного окна сверху раздался слабый, но такой до боли знакомый голос. Ребров обернулся всем телом, чувствуя, как холодеют пальцы.

— Сережа! Постой.

И он увидел ее. Высунувшись наполовину из окна, Люба махала ему рукой, она звала его. Разделявшие их двадцать с лишним метров Сергей преодолел на одном дыхании. Замер, сорвав с головы фуражку, но так и не взмахнув ею в ответ. Зеленое натянутое сукно потемнело от пропитавшей его влаги. Голоса не было.

— Сергей, — Люба смотрела на него уже не теми отрешенными глазами, что вчера, — в зрачках светилась жизнь. — Сережа, я была с тобой неласкова, прости, — скороговоркой, почти без выражения заговорила Люба. — Господи, все не то. Сережа, только я прошу тебя — не вини себя ни в чем! Хорошо? Ты слышишь меня — ты не виноват, это я сама…

Он увидел выступившие на глазах девушки слезы. Стало душно, не хватало воздуха, несмотря на то что мелкий освежающий дождик нес с собой озон.

— Ну что ты… — начал было он.

Люба его оборвала. И говорила, говорила, говорила… Сергей не понимал слов. Голову словно сжало обручем, он смотрел на любимое лицо, ловил интонации, упуская при этом смысл. Пальцы до боли, грозя искрежить строгую форму, сжимали фуражку. Голова намокла, и с волос текло на лицо, за шиворот. Он разобрал только одно — Люба прощает его. И уже не помнил, что совсем недавно никак не мог решить — простить ли ее саму! Нет, он не помнил об этом. И ловил слова прощения с жадностью и самообольщением, тут же рисуя себе в горячечном воображении картины радужного будущего.

— Да ты не слушаешь меня! — почти выкрикнула Люба. — Сергей, что с тобой? Где ты?!