Николай Соловьев - Северка

Купил пирожки на Брянской улице (метро Киевская). Рядом два столика под зонтиком, чтобы стоя перекусить. Но сейчас тут стоят несколько неопрятных людей, на столе водка. Поищу место где-нибудь еще. Ничего не нашел. Спустился в метро. На перроне пусто. Встал у колонны, так, чтобы никто не задел из пришедшего поезда. Жую пирожок. Приходит поезд. Двери открываются. Не из тех, что ближе, а из следующих дверей по полу по прямой ко мне вылетает пнутая ногой пустая пивная бутылка и останавливается у моих ног.

Когда еду вверх на эскалаторе, всегда оставляю ступеньку впереди и ставлю на нее ногу, чтобы хитрецы не влезли, чтобы потом, при сходе с эскалатора не наступать им на ноги. На этот раз на эскалаторе свободно. Меня обошел и впереди встал дяденька, лет двадцати пяти.

Некоторое время мы спокойно ехали. Неожиданно дяденька сделал шаг назад и поставил свой ботинок на мой. Обернулся, посмотрел на меня, ничего не сказал и отвернулся. Этот день ничем особо не отличался от других. Плюют, ходят сзади, давят на пятки и так далее. Выхожу с эскалатора. На стеклах всех дверей на выходе из метро Фрунзенская написано: 'еще?'.

Приключения идут ежедневно. Основа – это плевки, хождение по пятам, руки на поручне перед лицом, отдавливание пяток, вставание за спиной. Дополнительно происходят неповторяющиеся случаи. Как с покупкой журнала или пирожков, или когда ставят ботинки на ногу и другие.

У меня достаточно времени обдумать, что же делать. Я вспомнил все, начиная с первых приключений, которые начались, когда пошел в банк.

С кем посоветоваться? Кому можно рассказать об этом? Кто в это поверит? Шесть лет назад, когда это началось, я сам был уверен, что у меня крыша поехала. Люди или будут вертеть у виска или вызовут санитаров из сумасшедшего дома. У меня есть друг с 80-го года,

Генка. У него двое девочек, жена то работает, то нет. Вешать это на него? Чем он мне поможет? Может быть, ты хочешь, чтобы и ему стали наступать на пятки и плевать позади? Родственники. Наташа, моя тетя, мамина сестра. Старше меня всего на год, до сих пор читает, интеллигентная женщина. Замужем, двое мальчиков школьников.

Несколько лет назад, когда приключения только начинались, я съездил к ней, пытался рассказать. Тогда я не знал о намерениях моих лубянских опекунов и написал Наташе расписку в том, что оставляю ей все свои книги, в случае моей смерти. Наташа успокаивала меня, но деталями не интересовалась. Наверное, я был неубедителен, и она не поверила.

Отец. За всю жизнь мне не удалось ни разу с ним серьезно поговорить. Ни разу. Даже когда он был трезвый. Я давно привык к этому и не делаю попыток.

Мама. До сумасшедшего дома я рассказывал ей о своих приключениях – ерунда, неужели ты думаешь им делать нечего – тратить деньги впустую, да кому ты нужен. Она никогда не принимала мою сторону и всегда упорно искала невероятные аргументы против. Сразу после того, как мама отправила меня в психушку, я начал думать, что она с ними.

Она приехала недели через две, меня спросили, хочу ли я ее видеть, сказал – хочу. Я старался не думать, с ними она или нет. Даже если она с ними, то елси она пришла ко мне, значит я для нее сын, а не объект.

В 97-м приключения начались вновь. На этот раз я не стал ничего рассказывать маме. Жаль терять время в психушке среди провокаторов, тем более, что там дают таблетки, которые влияют на глаза, невозможно будет читать. Прошло еще года два. Телевизор упорно не щелкает, по пятам не ходят и вообще все спокойно. Раза три я пытался поговорить с мамой о своих прошлых приключениях. Допустим все эти отдельные случаи чистое совпадение. Но если бы они продолжались после моего выхода из сумасшедшего дома, если бы за мной по-прежнему ходили по пятам, смотрели, что покупаю, если бы все время щелкал телевизор. Так ведь нет. Все пропало. Вот что интересно. Допустим, что все это мне показалось, что все это можно объяснить нездоровой психикой. А как быть со случаем на пробежке, когда меня догнали четверо бегунов и взяли в квадрат. И так мы бежали метров сто. Они переговаривались между собой, как будто меня нет. Это галлюцинация?

Или на ЗВС, когда мы с тетенькой наблюдали, как без нашего участия выпрямляются закругленные углы прямоугольника в Автокаде.

Когда пробую поговорить с мамой, она морщится как от громкой музыки и отворачивается или начинает плакать. И я оставил эту тему навсегда. Год назад мы гуляли с мамой в Нескучном саду. Вспомнил, как в армии мне предлагал стучать особист. – Значит, плохо уговаривал, – как-то мрачно сказала она.