Макс Фрай - Русские инородные сказки 2

И мы отправились восвояси.

Установилась хорошая погода. Мы разглядывали оборотную сторону ветра Муркорами. Она была покрыта узелками и живыми нитками, шита лыком, но была не хуже лицевой стороны.

Мёртвой ниткой с оборотной стороны было выткано неприличное слово. Мы держали по швам руки, чтобы только не сдёрнуть эту изнанку с места — а то штиль будет вечен.

Ветер лежал на боку, а, значит, торопиться было некуда.

Мы решили сделать остановку в пути.

Матросы быстро замутили воду и наудили рыбы. Впрочем, задумавшийся Рылеев, что прогуливался по берегу, заслушался матросских песен и тоже попал на их удочку.

Матросы били кайлом миног и ловили их на лету.

Всюду была жизнь, в человека благоволение и благоговение, поэтому мы причалили к ближайшему острову и стали делать шашлык. С корабля мы переправили на остров огромную маринованную свинью, трёх баранов и одну тёлку.

Концепция шашлыка была ещё зыбка и непрочна. Она колыхалась в воздухе, как воздушные замки, построенные из табачного дыма.

На берегу стоял столб, испещрённый пометками. Изучив зарубки, мы насчитали семьдесят лет, а так же прочитали надпись "Остров развивающихся дикарей"

Никаких дикарей не наблюдалось.

Лишь по небу, свистя, летели звёзды.

Запалив костёр, мы устроились вокруг него и стали разглядывать закат и силуэт нашего корабля. Силуэт был восхитительной красоты, впрочем, и закат не подкачал.

Капитан, однако, погнал меня за дровами.

— Насмотришься ещё, даст Бог. Иди, наломай дров, только возвращайся скорее.

Удаляясь, я слышал, как мои спутники беседуют о премудростях топонимики и о том, в чём отличие океана от моря.

— Вот, — говорил Лоцман Себастьян Перрейра, — вот стоишь на берегу моря, и понимаешь, что это море.

А вот на берегу океана понимаешь — не море, блин, не море. Это именно океан.

Я шёл в поисках валежника мимо подснежников и промежников, лапсангов и сушонгов, чистоганов, чистотелов, чистогонов и экстрагонов, думая о Всаднице без Головы. Да, стоптанные хрустальные тапочки — это не для неё. Она выше этого, но нет мне места подле, нет его и выше. Но, назвался груздем, то уж ничего не поделаешь, плыви, куда послали. А стал естествоиспытателем природы, так наверняка испытаешь её естество на своей шкуре.

От этих мыслей меня отвлекло присвистывание и пришепётывание.

Оказалось, что я давно окружён дикарями, в руках которых блестели боевые топоры.

Пришлось пригласить их на огонёк.

Непонятно было, правда, о чём с ними говорить. Дикари молча сопровождали меня, пока я ломал дрова и, надрываясь, нёс поленья к костру. Всё это время меня не оставляло ощущение некоторой необычности аборигенов. Головы у них, что ли, были странной формы…

— Ну что, — к моему удивлению, капитан встретил дикарей радостно. — Давайте для начала мы почешем языки…

Дикари закивали головами.

Мы уселись в кружок и принялись чесать языки. Дикари, впрочем, делали это не помыв руки. Сказать проще, многие из них были нечисты на руку. Из заплечных мешков они достали несколько внушительных костей и принялись мыть их в океанско-морской воде.

Мы удовольствовались ромом и конкрециями.

Терзаемые сомнением, впоследствии мы подложили им свинью, но дикари знаками показали, что не могут есть её по религиозным соображениям, которые были завещаны их предкам богом масличных рощ и земляничных полян.

Неспешно текла наша беседа — дикари лопотали что-то своё, а Кондратий Рылеев проповедовал им демократию, либерализм цен, необходимость ношения огнестрельного оружия и контрацепцию.

Аборигены внимали ему как богу кущ и пущ. Их зачарованные рты были открыты, и боевые топоры выпадали из их слабых рук.

Да и то сказать, выглядели они довольно бледно, несмотря на мимикрическую раскраску, обильные татушки — у них не было мобильных телефонов и галстуков. Дикари были нечёсаны, небриты и плохо вымыты.

Впрочем, скоро самые неустойчивые простились с холодным оружием, вполне согласившись с необходимостью оружия тёплого и горячего.

Один из топоров на память тут же подобрал Себастьян Перрейра.

Шли часы и дни. Рылеев не умолкал. Дикари время от времени подливали масла в огонь. Когда кости были обглоданы и иссосаны, развивающиеся дикари загребли жар из огня и натаскали оттуда несколько каштанов.

Постепенно нам прискучила миссионерская деятельность. Хотя в кустах уже зазвучали выстрелы, и было понятно, что дикари, тыкая в нас пальцами, несомненно, определяют рыночную стоимость каждого гостя.