Макс Фрай - Русские инородные сказки 2

Потом я осведомился, не знаком ли кто из этих джентльменов с гидрографией южных морей и с орографией северных. Все как один, оказались знатоками если не одного, так другого. Оставалось лишь привести их к вам.

Мы поняли, что Кондратий хватил лишку, но делать было нечего. Собственно, мы и так ничего не делали.

— Откуда будете, сэр? — вежливо спросил будущего члена команды Боцман Наливайко.

— Меня зовут Егоров, — представился тот. — Вообще-то я писатель, но море люблю с детства, и поэтому написал несколько книг: "Дети капитана Флинта" и "Жизнь и невероятные приключения Робина с кукурузой, моряка из Лиепаи".

— Вы знаете Робина с Кукурузой? — оживился капитан.

— Как свои пять пальцев.

— Берём вас лоцманом.

— А Боцманом нельзя? — наш потенциальный спутник цепко ухватился за швартовы на краю банного бассейна.

— Боцман уже есть, — сказал, помрачнев, Боцман Наливайко.

Но Егоров быстро сдал назад и отдал обратно швартовы. Он согласился быть лоцманом на всё такое.

Услышав о наших намерениях, из своей деревни к нам приехал наш приятель Пасечник. Он привёз несколько бочонков мёда, полсотни обезболивающих восковых свечей и пару карманных ульев.

Мы пытались уговорить его составить нам компанию в поисках Золотого Сруна, но он отвечал, что более всего любит постоянство и не может бросить мериносов и медоносов.

Тогда мы просто вышли вместе с ним, чтобы присмотреть себе средство транспорта.

Сидя на парапете набережной и болтая ногами, мы разглядывали корабли. Пасечник, надев сетку на голову, закурил трубку с длинным мундштуком. Потом, засунув трубку в карман, он принялся окуривать там своих пчёл. Лоцман Егоров мерил глубину шельфа лыжной палкой, а мы с Кондратием Рылеевым разглядывали в бинокль суда у причала. Выбрав, наконец, понравившееся, мы решили, что за Золотым Сруном нужно отправиться именно на нём.

Это был кофейный клипер. Он стоял у стенки как комод, блистал иллюминаторами как сервант, и хлопал парусами, как банщик простынями. Клипер был огромен и похож на тот титановый корабль, который так часто теперь показывают в кинематографической хронике. На нём могло поместиться целых двадцать человек, а двое из них, обнявшись на носу, кажется, тренировались, кто дальше плюнет.

На нём даже было зенитное орудие — так что это был настоящий пушечный корабль.

Прежде, чем сообщить о нашем намерении сторожу, мирно спавшему на кнехте рядом со сходнями, мы задумались о том, как назвать корабль. (Пользоваться прежним названием нам не приходило в голову).

Собственно, кофейный клипер, стоявший перед нами, назывался "Победа".

— Назовем наш корабль «Марго», — предложил я.

— Это неудобно, — заявил капитан. — Тогда нас станут называть маргонафтами.

— Если мы назовем наш корабль «Садко», будет ещё неудобнее, — возразил я, и все со мной согласились.

И, хотя подумав, мы решили, что неудобно делать другие вещи — спать на потолке и совать зонтики куда не попадя, мы отвергли гордое имя «Садко», как подходящее для подводной лодки. В результате общее мнение остановилось на гордом имени "Алко".

Тогда мы хором запели отрядную песню:

После этого мы перекрасили часть корабля, вписали новое название, а сторож по случайности упал в воду. Мы были душой с ним, но он куда-то подевался.

К сожалению, у нас было недостаточно времени, чтобы выяснить, чей это корабль, и мы просто оставили записку на причале, придавив её пустой бутылкой.

На следующее утро мы отправились в наше путешествие. Нас провожал весь город. Голосили бабы, мужики сурово пили водку на причале. Большую часть команды мы оставили прежней, потому что не могли запомнить матросов в лицо. Ценным приобретением оказался Носоглоточный Храповицкий, по совместительству служивший зенитным стрелком. Поскольку Храповицкий проводил большую часть времени за плеванием в зенит, он так и не заметил смены руководства.

Мы погрузили в трюм несколько ящиков Земфиры и коробку из-под Маточного Молока, что вручил нам Пасечник.

Шли дни и годы. Лоцман у нас оказался неважный. Он путался в картах, сдавал не в такт, иногда передёргивал и от обиды лез в гору. Однажды он запутался в параллелях и пришлось долго его выпутывать.

Зато он знал красивое слово альмукантарант, которое он прочитал в книге итальянского монаха Томаса Компанейского "Profanus in Civitas Solis" — звучное, похожее на заклинание, слово альмукантарант.