Роальд Даль - Дорога в рай (Рассказы)

– Боже мой! - воскликнул доктор, бегом возвратившись назад. - Еще немного - и вас бы придавило.

Клоснер глядел на дерево, и на его побледневшем лице застыло выражение ужаса. Он медленно подошел к дереву и осторожно вытащил топор.

– Вы слышали? - тихо спросил он, повернувшись к доктору.

Доктор еще не успел отдышаться и прийти в себя от испуга.

– Что слышал?

– В наушниках. Вы что-нибудь слышали, когда я ударил топором?

Доктор принялся потирать затылок.

– По правде говоря... - начал он, но тотчас же умолк и, нахмурившись, прикусил нижнюю губу. - Нет, я не уверен. Никак не могу утверждать определенно. Не думаю, что наушники были на мне более секунды, после того как вы ударили топором.

– Да-да, но что вы слышали?

– Не знаю, - сказал доктор. - Не знаю, что я слышал. Наверное, шум падающего сука.

Он говорил быстро и с каким-то раздражением.

– На что был похож этот звук? - Клоснер немного подался вперед, пристально глядя на доктора. - На что точно был похож этот звук?

– О черт! - произнес доктор. - Да не знаю я. Меня больше волновало, как бы успеть убежать. Давайте не будем об этом.

– Доктор Скотт, на что был похож этот звук?

– О господи, да как я могу вам сказать, когда на меня падало дерево и я должен был думать только о том, как бы спастись.

Доктор явно нервничал. Теперь Клоснер чувствовал это. Он стоял неподвижно, глядя на доктора, и с полминуты не произносил ни слова. Доктор переступил с ноги на ногу, пожал плечами и повернулся, собираясь уйти.

– Ладно, - сказал он, - пора возвращаться.

– Послушайте, - сказал маленький человечек, и в лицо ему неожиданно бросилась краска. - Послушайте, вы должны зашить эту рану. - Он указал на трещину, сделанную топором в стволе. - Быстро зашейте ее.

– Не говорите глупостей, - сказал доктор.

– Делайте, что я вам говорю. Зашивайте ее.

Клоснер сжимал в руках топор и говорил тоном, в котором слышалась угроза.

– Не будьте глупцом, - сказал доктор. - Не стану же я зашивать дерево. Хватит. Пошли.

– Значит, вы не будете зашивать дерево, потому что не можете?

– Разумеется, нет.

– В вашем чемоданчике есть йод?

– А если и есть, то что из того?

– Тогда замажьте рану йодом. Ему будет больно, но ничего не поделаешь.

– Теперь вы послушайте, - сказал доктор и снова повернулся, показывая всем своим видом, что собирается уйти. - Не будем валять дурака. Вернемся в дом, а там...

– Обработайте рану йодом.

Доктор заколебался. Клоснер по-прежнему держал в руках топор. Он решил, что лучшее, что можно сделать, - это быстро убежать, но, разумеется, это не выход.

– Хорошо, - сказал он. - Я обработаю ее йодом.

Он сходил за своим черным чемоданчиком, лежавшим на траве ярдах в десяти, открыл его и достал пузырек с йодом и вату. Подойдя к дереву, он открыл пузырек, вылил немного йода на вату, наклонился и начал протирать ею рану. При этом он искоса поглядывал на Клоснера, который неподвижно стоял с топором в руках и в свою очередь следил за ним.

– Смотрите, чтобы йод попал внутрь.

– Разумеется, - сказал доктор.

– Теперь обработайте еще одну - ту, что повыше!

Доктор сделал так, как ему сказали.

– Ну вот, - сказал Скотт. - Теперь все в порядке.

Он выпрямился и с серьезным видом осмотрел свою работу.

– Все просто отлично.

Клоснер приблизился и внимательно осмотрел раны.

– Да, - сказал он, медленно кивая своей большой головой. - Да, все просто отлично. - Он отступил на шаг. - Вы придете завтра, чтобы осмотреть их?

– О да, - ответил доктор. - Разумеется.

– И еще раз обработаете их йодом?

– Если понадобится, то да.

– Благодарю вас, доктор, - сказал Клоснер и снова закивал головой.

Выпустив из рук топор, он улыбнулся какой-то безумной, возбужденной улыбкой. Тогда доктор быстро подошел к нему, осторожно взял его за руку и сказал:

– Нам нужно идти.

Они молча вышли из парка и, перейдя через дорогу, направились к дому.

Уже почти полночь, и я понимаю, что если сейчас же не начну записывать эту историю, то никогда этого не сделаю. Весь вечер я пытался заставить себя приступить к делу. Но чем больше думал о случившемся, тем больший ощущал стыд и смятение.

Я пытался (и, думаю, правильно делал) проанализировать случившееся и найти если не причину, то хоть какое-то оправдание своему возмутительному поведению по отношению к Жанет де Пеладжиа. При этом вину свою я признаю. Я хотел (и это самое главное) обратиться к воображаемому сочувствующему слушателю, некоему мифическому вы, человеку доброму и отзывчивому, которому я мог бы без стеснения поведать об этом злосчастном происшествии во всех подробностях. Мне остается лишь надеяться, что волнение не помешает мне довести рассказ до конца.