Борисков назначил ему принести на анализ суточную мочу. И тот принес в лабораторию две хозяйственные сумки с пластиковыми бутылками – всего двенадцать литров мочи. У него оказался несахарный диабет.
Один впрыск в нос в день специального препарата решил эту проблему, и больной проникся к Борискову таким уважением, что приходил к нему с любой болячкой, включая прыщи и ОРЗ. Так и на этот раз:
– Я тут грязным пальцем поковырялся в носу, и там зажгло. И теперь щиплет. Что это может быть?
Хорошо с ним поговорили. Когда он обратился в первый раз, Борисков обратил внимание, что тот испытывал постоянную сильную жажду, как бывает после кровопотери. Борисков тоже знал, что такое страшная жажда. Ему в детстве, лет в десять, удаляли гланды. Оперировали его в очень большой операционной, где одновременно еще проводили и другие операции. Перед операцией его завернули в простыню и защемили ее на груди корнцангом, чтобы не рыпался. Операция была мучительная.
Кроме того, он с ужасом смотрел, как кому-то на столе долотом долбили кость возле уха. Вопреки легендам, мороженого после операции почему-то не дали. Его мучила страшная жажда, и он попросил у медсестры воды. Та дала стакан, но он нисколько не напился. Он попросил еще, той было лень идти, и она сказала, что хватит.
Маленький Борисков осмотрелся в палате, где почему-то лежали и взрослые, и выпил у спящего рядом больного всю воду из поильничка, а потом, совершенно не напившись, нашел стакан на тумбочке, в котором зачем-то в воде была расческа (волосы, что ли прилизывали), достал эту расческу, а воду – выпил. Это сейчас Борисков думал, какие такие ограничения могли быть по питью – да вроде не должно быть никаких.
Просто медсестре было лень ему дать воды. Ангина тогда еще до операции оказала влияние на его сердце. И у него в детстве, во втором классе, от этого был ревматизм, или как теперь называют, ревматическая лихорадка, и один год половину лета он пролежал в больнице с постельным режимом, наблюдая оттуда в окно жизнь других детей и вершины зеленых деревьев. Казалось бы, сколько лет прошло, а ему до сих пор было жалко того потерянного давнего необыкновенно прекрасного лета.
Когда он про ту невыносимую жажду рассказал Жизляю, тот сразу же вспомнил армию, какой-то там марш-бросок:
– Такая жажда была невообразимая, я как вспоминаю – даже сейчас пить хочу! Помню, сержант передо мной пил из ведра, я за ним стоял и весь трясся: думал, что он наверняка выпьет один все ведро и мне ничего не достанется. Так уж сделан человек: ему нужен весь мир, все женщины, вообще все!
Кстати, у того больного с несахарным диабетом была жена Таня, которая тоже лечилась. Таня, будучи еще студенткой, ездила в Америку и там какое-то время работала официанткой и так там упахалась, что у нее началась настоящая варикозная болезнь – взбухли и болели вены на ногах. И это у молодой, еще нерожавшей женщины. Проблема была серьезная, и эти последствия оставались до сих пор. Она постоянно носила специальные чулки, которые ей знакомые привозили из Эстонии – там они почему-то были существенно дешевле, чем в Питере.
Следующим на приеме был молодой мужчина с болями в области сердца непонятного происхождения. Борисков держал в руках запись ЭКГ и рассматривал ее. Там было уже все расшифровано, но он еще рассматривал зубцы, раздумывая, что бы такое придумать. И не мог ничего придумать. Суть состояния, скорее всего, была в том, что он раньше был наркоманом и не так давно слез с иглы. Причем слез он с помощью водки, которую некоторое время употреблял в огромных количествах. После увлечения героином у него остался гепатит С и нервная астения. И ему еще повезло: нередко внутривенные наркоманы получали к гепатитам и ВИЧ. Существовало мнение, что гепатитом С заражают сам героин специально на уровне производства, а ВИЧ присоединяется при добавлении на каком-то этапе крови. Борисков в этой технологии не разбирался. Молодая женщина, клинический ординатор, приехавшая учиться из Белгорода, кое-что иногда про эти дела рассказывала. Она с полгода подрабатывала в ночной аптеке на проспекте Просвещения и знала в лицо чуть не всех окрестных наркоманов, которых проходило через ее аптеку за ночь человек, наверно, пятьдесят. И все с одной просьбой: два инсулиновых шприца и капли от насморка. Как-то там эти капли замешивали. Иногда за этим добром присылали подростков, поскольку эту публику периодически шерстила милиция. Утром она жаловалась, что всю прошлую ночь ей ни минутки не удалось вздремнуть: в аптеку полночи колотился какой-то пьянчуга, требовал настойку боярышника, хотя и было написано на окошке, что боярышника нет.
Читать дальше