Владимир Митрофанов - Врачу, исцелись сам!

Иногда позже вскрывается, типа гениальный кинорежиссер, будучи уже в возрасте, решил, как и он всегда делал, трахнуть молодую актрису.

Та, будучи в счастливом браке, отказала и дала ему по роже, и он потом всю жизнь, пока был жив, всячески ей гадил. И он же гений, мировой столп!

У Борискова тоже в жизни был, хоть и не такой мерзкий, но тоже очень гадкий эпизод: хотели с близкой подругой Софьей встречать вместе Новый год. Не удержавшись, переспали еще под вечер, и

Борисков вдруг заскучал. Впрочем, вся подлость заключалась в том, что он точно знал, что будет встречать Новый год в совершенно другом месте, но ей об этом не заранее сказал, а сообщил, что придет часов в одиннадцать. И не пришел, а она, как полагается, приготовила салат оливье, накрыла стол, ждала. Это действительно было подло и мерзко.

И он никогда забыть этого не мог. И она не могла.

Заполнив и сдав на пост истории болезней, Борисков отправился в больничный архив кое-чего посмотреть. Заправляла там пожилая медсестра Инесса Андреевна, которая много лет проработала в операционных, а теперь уже в глубоком пенсионном возрасте отвечала за разные бумажные дела, включая и больничный архив. Ей было уже за семьдесят, но себя блюла, красила волосы и на свой возраст не выглядела. Борисков любил с ней поговорить. Она любила вспомнить былое:

– В молодости если не всё, то многое, определяют учителя. У меня были прекрасные учителя. Я еще застала старых профессоров, которые даже ручки целовали медсестрам после операции. И это притом, что они вовсе не были потомственными дворянами (точно знаю, что И.П. вообще был из какой-то северной деревни и пешком пришел учиться в

Ленинград, как Ломоносов) и все учились-то уже после революции.

Всегда думала, откуда они имели такие аристократические повадки – просто уму непостижимо, а теперь понимаю: от родителей и от учителей. И от родителей, может быть, даже меньше – многие были из глухой провинции или вообще из деревни. А учителя были у них – действительно голубая кровь – классическая петербургская профессура.

Оттуда все и шло. Этому поколению, – она как-то показала на клинордов, – уже не повезло. Они таких учителей не имеют! – Новую профессуру Инесса Андреевна не любила и считала выскочками и недоучками, чем-то типа "новых русских врачей" – мол, интересуют их только деньги.

– Да эта ваша старая профессура в войну себе руку набила на тысячах раненых, наверняка еще кучу народу угробила, пока научилась.

Сейчас такого опыта не получишь! – сказал ей на это однажды Жизляй, когда она принесла в ординаторскую архивные истории болезней и села поговорить с молодежью.

Инесса Андреевна Жизляя почему-то любила и никогда на него не обижалась. Она только вздохнула и ушла к себе в архив. Она в ту большую войну уже работала медсестрой, но предпочитала об этом не вспоминать.

Выйдя из архива, Борисков набрал номер телефон кафедры кардиологии, спросил доцента Столова. Ответили, что его нету – куда-то вышел. Еще раз набрал через двадцать минут. Тетка какая-то ответила: "Только что был и вышел!" – и тут же, не дав ничего сказать, бросила трубку. Позвонил еще раз, представился врачом – уже был несколько другой разговор и тон чуть помягче. Наконец, дозвонился. Представился, обрисовал ситуацию. Столов сразу же вспомнил и тут же сказал: "Без проблем, все сделаем!" – и в трубке зашуршало (Борисков так и представил себе перелистывание ежедневника там, на другом конце телефона). "Завтра… ну никак. Пятница устроит? Давай. Когда? В три – не поздно?" – "Буду". Столов на всякий случай продиктовал номер своего мобильного и записал телефон

Борискова – позвонить если что. Настроение Борискова несколько улучшилось – все-таки какое-то движение, призрак определенности.

Было уже три часа дня. До приема в поликлинике оставался еще час, и он еще зашел в отделение, в нелюбимую восьмую палату. Уже несколько дней происходило одно и то же: заходишь, а больная К. лежит, отвернувшись к стене. Вообще не разговаривает. Сестра говорит: "Лекарства не пьет, от капельницы отказалась! Выгнала процедурную медсестру!" Вызывали психиатра, но тот сказал, что больная вполне адекватна. Есть, конечно, астено-невротический синдром, но у кого его нет. Кто-то из молодежи в ординаторской кипятился: "Надо ее выписывать, раз не хочет лечиться!" Но страховая компания платила за эту больную большие деньги и требовала результата, и тут можно было серьезно испортить с ней отношения вплоть до требования возмещения расходов и разрыва договора. Эксперт этой страховой компании звонил по поводу этой больной каждый день, но сам лично не приходил. Разговор шел, что с ней делать дальше.