Владимир Митрофанов - Зачистка территории

Женщина это заметила:

– Вам плохо? Ночь в дороге, не выспались? Может быть, дать цитрамон?

Шахов с Сережей Егоровым в это время уже выезжали из города.

Шахов, запястьем левой руки периодически ощупывая камень в нагрудном кармане рубашки, лихорадочно думал. Неужели это его последний шанс?

Ведь хотя бы один шанс всегда человеку дается. И если оглянуться и посмотреть на свою жизнь, то такой шанс обязательно был у каждого, просто кто-то им воспользовался, а кто-то и нет – упустил его или просто испугался изменить свою жизнь. Может быть, это нежданное привалившее Шахову богатство и было таким шансом.

Но тут была та редкая ситуация, где деньги практически ничего не решали. Марина бы и не взяла у Шахова ничего. Парадокс заключался в том, что ее вполне мог бы "уболтать" какой-нибудь случайно встреченный состоятельный человек, пригласить в ресторан или в казино, и она бы пошла с ним, и даже, возможно, осталась бы на ночь.

И это было бы сделано не за деньги – просто из симпатии. Но у Шахова она принципиально не взяла бы и копейки, и спать бы с ним не пошла даже за двадцать тысяч долларов. Пусть он мог купить на эти деньги не одну красивую проститутку, но любовь Марины купить не мог. Она ни за что не пошла бы на это. Банальная истина: любовь нельзя купить за деньги.

Какая же была в том причина? И вдруг Шахов понял эту страшную истину: его никто никогда не любил, а ведь он всегда хотел только одного – чтобы его любили! Данное ему богатство, о котором он когда-то мечтал, здесь ничего не значило, потому что любовь нельзя было купить ни за какие деньги. И теперь это было просто и наглядно ему показано: "Вот на тебе деньги и прочь с глаз моих!" Все было кончено! Почему-то он долго считал причиной всего этого разлада с

Мариной если не явную бедность, то постоянный недостаток средств, проблемы с жильем. Но, оказалось, и это не было главной причиной, основная причина же сидела где-то глубоко внутри него самого.

Марина его просто не любила, и все алмазы мира не заставили бы ее полюбить Шахова. Конечно, он бы мог еще попробовать измениться: сделать пластическую операцию, выбелить зубы, накачать на тренажерах мускулатуру, загореть, нанять стилиста, купить модную дорогую одежду, машину – но стал бы он другим? Впрочем, возможно, и стал бы.

А почему бы и нет? Ведь нередко внешние изменения ведут к изменениям и внутренним – в душе и мировосприятии. Но Шахов хотел, чтобы она любила его за него самого, как любила она волосатого байкера со всеми его хламидиями и татуировками, и того развращенного смазливого мальчишку, требуя от них тоже только лишь одного – любви к себе. И ему, Шахову, тоже была нужна только лишь любовь. Ему было мало просто любить самому.

Влюбленные люди – суеверные люди, а надежда – это вера влюбленных. Из мгновенного проблеска надежды они тут же строят воздушные замки счастья, которые рассыпаются от малейшего дуновения реальности. Внутри Шахова все колотилось, пульс колошматил под сто, и он, ощущая этот тремор, с растерянностью подумал: "Ведь все же кончено, куда же ты спешишь, сердце?" Уже проезжали через Покровку.

Из-за деревьев показался купол деревенского храма – словно голова богатыря в шлеме, а рядом с ним – как тощий друг – пустая колокольня.

Шахов хотел перекреститься, пощупал на груди под рубашкой и похолодел: "Ё-мое, крест забыл назыл! Ну, все – пиздец!"

Внезапно он будто бы очнулся и вдруг спросил Егорова:

– Серега, а ты сам-то веришь, что на Пасху огонь ТАМ сам зажигается?

Егоров тут же все понял, но ничего на это не ответил.

– Ну? – спросил Шахов.

– Я думаю, сам.

– Ты действительно в это веришь?

– Конечно, нет веры – нет ничего.

– А ведь все равно и без веры ты будешь жить! Как червь.

– Человек – не червь! А вера – не требует доказательств. У тебя есть только один выбор: верить или не верить. Представь себе два мира – то есть один и то же, но только один с Богом, а другой

(прости, Господи!) – без Бога. Так во втором случае это мрак и ужас!

И это зависит исключительно только от веры. Ты сам тут выбираешь.

Теперь машина неслась по шоссе через лес.

– Слышь, Серега? – снова спросил Шахов.

– Ну?

– Мне тут стало казаться, что все знают что-то важное, и только я один не знаю. Все знают, но никогда об этом не говорят, не пишут и думают только наедине, – настолько это важная и главная вещь, и что нет человека, который это на вынесет суждение, потому что человек не все может вынести на суждение? – растерянно скороговоркой произнес