Валерий Осинский - Квартирант

Решительно я измерил периметр стола (для разгона!), и выскочил в прихожую. А там… струсил! Хозяйка стелила постель, и большая тень от ночника двигалась на матовом стекле двери. Я повернул восвояси. Но рука исподволь тихонько толкнула створку.

Елена Николаевна с чалмой из махрового полотенца напротив зеркала надевала через голову ночную рубашку. Оптический ли обман света, или милость времени, пощадившего от варварского зубила лет совершенство ее форм, но я залюбовался зрелой красотой женщины. И, пока она протискивалась в узкую петлю воротника, свет ночника отполировал линии ее матовой, худенькой фигуры с округлыми коленками и выступавшими щиколотками. Два небольших конусовидных полушария с острыми вершинами – от одного из них под молоко кожи струилась голубая жилка – подрагивали от торопливых усилий хозяйки. Подол занавесом упал ниже, и оставил на виду упругий, не тронутый родами живот с крошечной пещеркой, остановился у плавной ложбинки, завершавшей межбедерье темным мазком. Дыхание лет едва подсушило ее заострившиеся бедра, сочный плод ее ягодиц. Я впитывал глазами волшебство ее красоты, неуязвимой в моей памяти, наслаждался секундами блаженства.

Мы встретились взглядами. Елена Николаевна порывисто отвернулась, схватила со спинки стула халат и сухо произнесла:

– Выйди вон!

Она чуть наклонилась, и луч света выхватил внутреннюю линию ее бедер. Я сделал три шага и обхватил сзади ее плечи – она едва успела накинуть халат. Цветочный запах шампуня сочился сквозь влажное полотенце от ее волос.

– Ты с ума сошел! – Женщина испуганно рванулась. Но какая сила могла освободить ее из объятий безумца? Ладонь нежно нырнула за вырез сорочки, и женщина успела перехватить ее только на вершине полушарья.

– Что ты делаешь? – почти крикнула она, попыталась развернуться и оттолкнуть меня. Но вторая рука плавно обогнула ее бедро, пальцы коснулись вздрогнувшего живота. Курушина отчаянным усилием ухватила большой палец наступавшей ладони.

– Ты с ума сошел! – испуганно шептала она, и напряженные руки тщились разомкнуть объятия. Наконец она простонала: – Прошу тебя, уйди! – подала назад голову к моему уху, спохватилась, и возобновила сопротивление: – Ну, прошу же! – Спустя бесконечные мгновения, обмякла, и со слезами в дрожащем голосе прошептала просьбу. Я отпустил ее – она понурилась, оперлась о столик, бессильная даже запахнуть халат – и вышел.

Следующий день мы не разговаривали. Если бы она выставила меня вон, я бы не роптал. Но ни слова упрека, и сама упрек! Я убежал в парк. Вернулся поздно. Елена Николаевна спала. На кухне в хрустальном башмачке-пепельнице лежал с десяток искореженных, испачканных пеплом и губной помадой, сожженных до фильтра окурков.

Мне были нужны деньги: две тысячи рублей отступных за фиктивный брак – в ту эпоху годовая зарплата среднего служащего. К тому дню я стрелял сигареты у прохожих, и предпочитал пешие прогулки метро. Времени для того, чтобы заработать упорным трудом у меня не было. Я решил сыграть на игровых аппаратах. Блистательную модель подобного типа, американский покер, или упрощенно «Адмирал» я раз опробовал на море в бытность посудмойщиком. Игра с электронными механизмами, возможно, не совсем то, что ощущали герои Пушкина и Достоевского. И московское общество богатых игроков и Рулетенбург из российской столицы тех лет представлялись все тем же мифическим Эльдорадо. Тем не менее, игрушки даже в вестибюле дешевого кафе, сулили нешуточные страсти. Безусловно, у нынешних завсегдатаев московских казино игорные анахронизмы тех лет вызовут снисходительную ухмылку. Я же присоединяюсь к мнению: игра не хуже какого бы ни было способа добывания денег, например, хоть торговли. Правда, выигрывает здесь из сотни один.

Основной принцип «Адмирала», как и любой игры на деньги: больше выиграть и меньше проиграть. Никакие математические расчеты здесь не действуют – только везение. Впрочем, из прежнего небогатого опыта игрока я согласен вот с чем: действительно, в течение случайных шансов бывает не система, но какой-то порядок, – что, конечно, странно. Эта удивительная регулярность встречается иногда полосами, – и вот это то и сбивает с толку настоящих игроков, рассчитывающих с карандашом в руках. Я азартен и быстро теряю самообладание. Зная за собой эти нелестные качества, избегаю играть. Поэтому практически не знал игры, кроме красной и черной карты, которые нужно угадать при определенных обстоятельствах. Но теперь выбора у меня не осталось.