Сергей Кузнецов - Девяностые - сказка

Я бы сказал: марка пропала зря. А человеку нравится. Я же говорю: люди разные, и вставляет их по-разному.

- Милу, я спрашиваю, не жалко? - повторил Олег.

- Милу? - переспросил Дима и хихикнул, словно эта мысль показалась ему очень смешной. - Она же на всю голову больная. Это, можно считать, естественная убыль. Скажем, какой-то процент от психоделиков крышей едет, а она от дефлорации - куку! В конце концов, суицид для провидцев - обычный риск. Достойный конец. - Он опять хихикнул.

И тут Олег смешно подпрыгнул, бросился на Зубова и вцепился ему в волосы. Да ты подонок! кричал он. Антон кинулся его оттаскивать, а Зубов по-прежнему хихикал.

- Подонок, подонок, - говорил он, - и дальше что? Ментам меня сдашь? Чего говорить-то им будешь?

- Чего говорить? - крикнул Олег с кресла, в котором его безо всяких усилий удерживал Антон. - Да вот за наркотики и сдам! Думаешь - западло? А что девушка под машину бросилась - не западло?

- Ну, знаешь, - как-то сразу обиделся Зубов, - все-таки разница есть. Мы же все-таки порядочные люди.

Он даже перестал хихикать.

- Олег пошутил, - сказал Горский, хотя Олег в кресле продолжал дергаться, размахивая кулаками.

Зубов полез в карман, достал пейджер, глянул на экран.

- Простите, надо бежать. - хихикнул он. - Клиенты не ждут. - На пороге обернулся: - А ты, Горский, звякни потом, расскажи, как вставило. Интересно же.

Дачи, значит, рядом, родители, значит, вместе работали. Шизанутая совсем, на всю голову больная, естественная убыль, от дефлорации - куку! Ментам меня сдашь?

Не рассчитывай, Зубов, не надейся. Никаких ментов. Мужчина должен быть сильным. Должен следовать своей воле. А быть сильным - значит, обладать властью. В школе я думал, что власть - это милиционер. Что он придет и спасет от Генки Смородинова. Теперь я знаю, что такое настоящая власть. Никаких ментов, Зубов, и не надейся.

Когда Зубов уходит, я беру со стола газету "Сегодня", отрываю четвертушку, разжимаю кулак и аккуратно прячу в газетный конверт клок волос.

- Ты чего? - спрашивает Антон.

- Это волосы Зубова, - отвечаю я. - Ногти, конечно, было бы лучше… или зубы… но я побоялся, что силы не хватит. Я же не боксер.

- Зачем тебе?

Не понимает. Слышь, Горский, он еще спрашивает - зачем? Потому что каждая частичка тела - волосы, зубы, ногти - дает власть над человеком. Если, конечно, знать способы. А скажи, Горский, у меня натурально получилось?

- Не очень, - говорит Горский, - я догадался. Но я-то тебя давно знаю, а Зубов, считай, первый раз видит.

Я прячу кулек в карман. Вот будет прикол, говорит Антон, если менты тебя остановят, обыщут, подумают - трава, а окажется - волосы.

И начинает рассказывать длинную историю про человека, который курил гроб Пушкина.

Давным-давно, еще в шестидесятые, жил в Москве человек. Может, он был хиппи, может, битник, короче, жизнью он жил вольной, тусовался с разными людьми, ездил по всей стране, отрывался не по-детски. Но жил при этом с родителями - потому что в шестидесятые квартиру было снять еще труднее, чем сегодня. А родители его были люди образованные, глядели на сына и подозревали: что-то здесь не то. Не иначе их мальчик травку покуривает. В какой книжке они про эту самую травку прочли, я не знаю, но конопли, разумеется, в глаза не видели, нюхать не нюхали, не говоря уж о том, чтобы курить.

И как-то раз, когда человека этого не было дома, решили его родители постирать его штормовку - как раз после какой-то дальней поездки. И в кармане нашли бумажный пакетик - прямо как вот этот. А в нем - не то опилки, не то стружки, не то солома, не то трава. И вот мама велит:

- Ты, отец, сверни мне цигарку, дай мне закурить этой травы, а саму меня к стулу привяжи, чтобы чего не случилось.

Я же говорю, марихуаны они в глаза не видели, нюхать не нюхали, не говоря уж о том, чтобы курить. И что от нее бывает, тоже не знали - вот, значит, и велела мать себя к стулу привязать, буквально как Одиссей перед сиренами. Люди они были, как я уже сказал, образованные. Отец цигарку свернул, мать пыхнула. Отец спрашивает: как, мол, оно тебе? Странно как-то, отвечает мать, не то голова кружится, не то галлюцинации начинаются, да и руки что-то немеют.

Посидела она так на кухне пару часов, отвязал ее отец от стула, а тут сын приходит. Родители ему всё рассказывают, так, мол, и так, нам все известно, не отпирайся, мы всю твою траву выкинули, а какую не выкинули - выкурили. А сын смотрит на них в ужасе и говорит:

- Мама! Что ты наделала! Это же был гроб Пушкина.

Короче, ездил он куда-то по пушкинским местам, а там в шестидесятые как раз Пушкина перезахоронили. И он, значит, отщипнул от гроба кусочек - типа на память. Потом, конечно, хвастал, говорил: