Сергей Кузнецов - Девяностые - сказка

Вообще-то Антон не любил собственного возбуждения. Тупое, одномерное желание. Вот потому трава лучше алкоголя: влечение рассредоточено, а не направлено на какую-то одну женщину. Эротизм будто разлит по всему миру. Иногда, покурив гашиша, Антон мог целый вечер гладить обивку кресла, поверхность стола, собственный рукав… тактильные ощущения - это было нечто!… в такие моменты мысль о сексе просто нелепа.

Антон никогда не понимал лозунга "sex, drugs, rock-n-roll". Для него секс и наркотики - противоположность. Нет, конечно, он занимался любовью под травой или "экстази", точнее, только в таком состоянии он любовью и занимался, но если вещества представляли для Антона высшую ценность, то секс был всего-навсего еще одним способом приятно провести время в том состоянии, когда уже все равно - танцевать, смотреть по телевизору "магазин на диване", слушать музыку, пить чай, играть в крестики-нолики или заниматься любовью. Оно получалось само собой: примешь таблетку, начинаешь танцевать, кто-то трогает тебя, кого-то трогаешь ты, потом целуешься, потом уже неудобно сбежать.

Он сам не знал тем вечером, почему решил проводить Алену. Молча они дошли до метро, мимо неподвижного милиционера направились к турникетам.

- Хороший город Москва, - сказал Антон. - Идешь обкуренный - и нормально. Вот если б я был пьяный - точно бы привязались.

Алена молчала, но Антон продолжал рассуждать, что в России психоделики и трава всегда будут наркотиками для избранных, быдло пусть пьет свою водку, а менты пусть их ловят. Я уверен, говорил Антон, что и через пять, и через десять лет будет так.

Алена ничего не отвечала, и Антон спросил:

- А ты хорошо знала Милу?

Она рассказала - были подруги, еще с детского сада, почти всю жизнь вместе, вот год назад поругались, так жалко, ничего уже не поделаешь. Чего поругались? спросил Антон, Алена ответила: Из-за мужика, - и голос ее дрогнул. Ладно тебе, сказал Антон и обнял ее за плечи.

Антон не любил собственного возбуждения. Вчера Лера не дала ему опомниться: ботинки, платье, корсет, огромная грудь, складки плоти. Она была не в его вкусе: Антон предпочитал миниатюрных брюнеток типа Алены. Лера была старше, Лера была решительна и активна в постели, Лера не давала ему перевести дух, она кончала, содрогаясь всем телом, перекатываясь складками, вздымаясь волнами. Нет, совсем не в его вкусе - но вот сейчас он обнимал за плечи всхлипывающую Алену, а перед глазами снова и снова поднимались холмы грудей, перекатывались барханы плоти.

У выхода из метро выстроились старушки, пожилые пионерки рыночной экономики. Они продавали яйца, хлеб, молоко - все то, что днем купили в магазинах, а ночью вынесли на продажу. Милиция гоняла их, но вполсилы, и, покупая поздно вечером батон или кусок сыра, Антон замечал: покупка эта обставляется с таинственностью, достойной настоящих барыг. Итак, они миновали старушек, бесконечно долго шли между киосков, потом свернули куда-то вбок и через десять минут оказались в темном Аленином дворе. Шли молча, обнявшись, словно превратившись в единый четырехногий механизм. Как иногда бывало под травой, движение полностью захватило Антона. Хорошая шмаль у Горского, подумал он, два косяка - а вставило круто!

В прихожей у Алены горел свет. Будто оправдываясь, она сказала:

- Не люблю приходить в темноту.

Маленькая съемная квартирка, комната, кухня. Из мебели - раздвижная тахта, большой шкаф и телевизор с видеомагнитофоном на табуретке. Антон представил, как по вечерам Алена смотрит тупой американский фильм, курит косяк, надеется, что трава сделает кино чуть интереснее.

Алена предложила чаю, Антон кивнул. Было неловко. Надо что-то сделать… попрощаться и уйти, обнять и поцеловать, сказать что-нибудь, в конце концов.

- Отличная у Горского трава, - сказал он.

- Это Васькина, - сказала Алена. - Хочешь, я тебе отсыплю?

Антон согласился, Алена пересыпала коноплю из металлической баночки в самодельный кулек. Антон смотрел ей через плечо и никак не мог отделаться от наваждения: слышал шумное Лерино дыхание, видел, как падает на пол расстегнутый корсет, освобождаются огромные груди… взяв пакетик, вышел в прихожую, сунул во внутренний карман, завернул в ванную. Вымыл руки, смочил лицо водой, подумал: "Надо либо уходить, либо трахнуть ее немедленно". Антон не любил собственного возбуждения, не понимал, что с ним сегодня происходит. Может, вожделение - как венерическая болезнь, думал он, Лера передала мне, а я должен передать Алене и вернуться в свой привычный, безопасный мир, где от других людей не надо ничего - кроме веществ или денег на вещества.