Илья Кормильцев - Собрание сочинений. Том 2. Проза

Смотритель (читатель) должен знать своих героев в лицо, что очевидно, поскольку цена пафосно изданного на хорошей бумаге фолианта не смутит, пожалуй, только настоящих ценителей «Алисы».

Кинчев и соратники, Кинчев и дружественные рок-кумиры, Кинчев и публика, Кинчев и молнии или другие природные явления и, наконец, Кинчев и дети — вот краткий список сюжетов, использованных в работах Валерия Потапова и обладающих всеми достоинствами хороших фотографий, кроме, пожалуй, юмора.

Ну о каком юморе может идти речь, когда слышится серьезное слово «Алиса»?

«Трио»

Владимир Тарасов

Воспоминания барабанщика — в подобном словосочетании неосознанно чудится некоторая ирония. Но Владимир Тарасов — барабанщик не рядовой: в свое время трио Ганелин — Чекасин — Тарасов в мире советского джаза совершило настоящую революцию, да и за пределами СССР стало чуть ли не единственным коллективом в глубоко нерусском мире авангардного джаза, которому удалось войти в элитный клуб.

Сложные, родственные современной классике звуковые конструкции трио с трудом вписывались в тогдашние представления о том, какой должна быть советская музыка, однако благодаря то ли везению, то ли базированию в полузападной Литве коллективу удавалось не только избегать репрессий, но и записывать вполне легальные альбомы.

Музыка, однако, есть искусство, писать о котором чрезвычайно сложно. Посему желающих почерпнуть из книги Тарасова мудреные рассуждения о тайнах джазовой импровизации ждет горькое разочарование — барабанщик вспоминает в основном гастрольные байки, которые на поверку оказываются одинаковыми и у оперных певцов, и у хард-роковых гитаристов, и у, разумеется, фри-джазовых барабанщиков. Плюс к этому, отдавая дань своей эпохе и своему поколению, Тарасов много и неинтересно рассказывает о том, каким ужасным был СССР и его КГБ и как они мешали жить, творить и ездить за границу прогрессивным артистам. Читается это на сегодняшний день довольно забавно, как и прочие реляции шестидесятников, поскольку, как уже стало совершенно ясно, от вывески мало что зависит.

Под новыми вывесками те же самые сущности успешно справляются со всем живым в искусстве и культуре и сейчас, просто пользуясь намного более совершенными методами по сравнению с наивными дурачками-комсомольцами из книжки Тарасова.

А так, честно говоря, одна минута любой сольной записи знаменитого джазового ударника (а впоследствии еще и художника-инсталлятора) расскажет гораздо больше о его жизни, чем этот текст. Впрочем, так и должно быть, если ты барабанщик, а не писатель.

«Поэты русского рока. Т. 1»

Составитель А. Соя

Первая книга амбициозного десятитомного проекта посвящена Москве — наверное, именно таким образом питерские идеологи серии решили с порога отвергнуть обвинения в кумовстве. Спор о том, можно ли рассматривать слова, предназначенные для пения, как поэзию или нельзя, носит схоластический характер и уже порядком поднадоел. Реально среднестатистический молодой (и не очень молодой) россиянин знает гораздо больше строчек из Цоя, чем из Лермонтова. Другой вопрос, что критерий известности и популярности проблематичен сам по себе: всем известны тиражи Дарьи Донцовой, но это не делает ее писания литературой.

Столичный рок, которым открывается собрание, традиционно считался не самым сильным в отношении текстов. Изданию «Азбуки», похоже, не удалось кардинально пошатнуть устоявшееся мнение. Хотя исключения бывают из любого правила: тексты Петра Мамонова и на бумаге сохраняют энергию, мрачную фантазию и творческое совершенство оригинала. В какой-то степени как поэта можно читать Константина Никольского, хотя к концу чтения скулы начинает порядком сводить от обветшалой хиппанской эстетики — бесконечных абстрактных существительных вперемешку с обязательными лунами, небесами, ветрами и прочими атрибутами заезженной романтики.

Остальные же собранные в книге авторы кто угодно, но не поэты, хотя, например, Александр Скляр вполне (а местами и чересчур) литературен — как какой-нибудь студент Литинститута. Григорян, Романов и особенно Найк Борзов (включенный, очевидно, для того, чтобы подчеркнуть преемственность традиции) — кто угодно, но не поэты. «Кто угодно» в данном случае — не просто фигура речи: как музыканты и певцы они заслужили свою известность. Отсюда напрашивается вполне ожидаемый вывод: текст удачной песни может быть поэзией, а может ею и не быть, после чего вопрос о соотношении «текста» (с ударением на последнем слове) и «стихов» окончательно запутывается, ну да и бог с ним. Разумеется, можно было подойти к составлению сборника и по-другому: выбрать только тех исполнителей и песни, которые тянут на поэзию, но тогда материала на десять томов не хватило бы, да и читателей было бы поменьше. Впереди нас, впрочем, ждут еще девять томов — Питер, Свердловск, Сибирь и кто там еще? — и возможно, процент поэзии в них превысит процент рока. А пока — какая боль, какая боль! — счет остается 5:1 в пользу издательства «Азбука-классика».