Этгар Керет: Дни, как сегодня

— Командир, у меня есть классная идея, как поднять боевой дух в отделении, — проигнорировал мои слова Кохи.

— Тишины, хотя бы минуту тишины, — вдруг взмолился Цион, обращаясь неизвестно к кому — то ли к Кохи, то ли к террористам.

— Сыграем в подражания, — продолжал тем временем Кохи менторским тоном, — кто из вас, парни, хочет начать?

Меир-бухарец, потерявший много крови, начал дрожать, а у нас не было даже аптечки первой помощи. «Миксер, — радостно завопил Кохи, — Бухара изображает миксер».

Цион вылетел из своего угла, подскочил к Кохи и влепил ему затрещину. «Мало того, что мы застряли на вражеской территории, у нас нет ни радиосвязи, ни бинтов, и Меир загинается у нас на руках, так мы еще должны терпеть, как ты трахаешь нам мозги своим враньем о каких-то долбаных зайцах…»

— Враньем? Ты назвал меня вруном? — прошептал Кохи упавшим от обиды голосом. — Да будет тебе известно, Цион, что я мог бы спасти вас всех — тебя, Зогара, Миксера. Но теперь… — Кохи отрицательно покачал указательным пальцем перед лицом Циона, — за это я дам вам умереть.

Снаружи продолжали раздаваться автоматные очереди, и я начал удивляться — почему боевики до сих пор не подобрались к бункеру и не швырнули нам гранату — ведь мы уже минут двадцать как не стреляем. Цион как-будто прочитал мои мысли — он сменил магазин, перевел автомат на стрельбу одиночными и… влепил Кохи пулю прямо между глаз.

«Цион, ты рехнулся?! Ты же убил его», — закричал я в ужасе.

— Смотри, что ты наделал, псих ненормальный, — заорал и Кохи, который, казалось, был готов умереть, но ни в коем случае не замолчать.

Я взглянул на залитое кровью лицо Кохи и прошептал: «Это кошмарный сон». «Кошмарный сон, — тут же скопировал Кохи мой голос, — а ты что думал, что проснулся в туристическом лагере и обнаружил, что всего лишь напустил в спальный мешок? Сукин сын застрелил меня…»

Об этом спору не было: пуля раздробила ему череп, и всем было ясно, что никакое живое существо не может выжить после такой травмы.

— … Подожди-подожди, сволочь, — продолжал скрипеть Кохи, обращаясь к Циону. — У меня дядя — подполковник в военной прокуратуре, и я еще увижу, как твою мамашу покажут в вечерних новостях после того, как ты схлопочешь пожизненное. — Он всхлипнул, свернулся в клубок в своем углу и наконец-то начал вести себя как мертвый.

Цион был на грани истерики, и мне стало ясно, что нам нужно сдаваться. Я выбрался из бункера, размахивая испачканной в крови белой майкой, которую снял с Меира, продолжавшего дрожать. За мной, несколько согнувшись, вылез Цион; его взгляд бессмысленно блуждал.

Сначала я никого не увидел, только антенну их радиостанции, торчавшую из-за песчаной дюны. Но уже через мгновение я понял, что это не р/с [4] р/с — радиостанция. Современный разговорный иврит насыщен армейским сленгом и терминами, в том числе — аббревиатурами. — из-за дюны вышел заяц с хвостом в форме антенны, державший дымящийся «Калашников». «Ребята, — закричал заяц, обернувшись к своим, — мы облажались — это израильтяне».

Еще три зайца вышли из-за дюны, они прыгнули в джип и укатили. — Не могу поверить, — ошеломленно прошептал Цион, — заяц говорит на иврите.

Мы вернулись в бункер, и Цион легонько потряс Кохи за плечо: «Кохи, извини, что назвал тебя вруном — такие зайцы действительно существуют, прости и за то, что застрелил тебя».

— Да ладно, — ответил Кохи, — нам всем пришлось несладко.

Меир продолжал дрожать…

Первый раз он встретился с ними в ту ночь, когда ушла Михаль. Он просил, чтобы она осталась, чтобы они попытались поговорить об этом, но Михаль продолжала молча собирать свои вещи в большую сумку. «Я бы хотела поговорить об этом, — сказала она, уже стоя в дверях, — я бы хотела поговорить о многом. Но — не с кем. Ты — никто, Меир, ты просто никто».

Он допил бутылку «Гольдстара [5] «Гольдстар» — сорт популярного израильского пива. » и, наклонившись вперед, положил голову на стол, пытаясь заснуть. У него вдруг защипало глаза, и он начал тихо плакать.

— Да ты что, рехнулся?! — услышал Меир поблизости хриплый голос, — плачешь из-за бабы, да еще такой стервы! Это же к лучшему, что она ушла.

Меир продолжал плакать, у него даже не было сил поднять голову.

— Ради Бога, прекрати ты это. Одно твое слово, и Шуни мигом организует тебе трех шведских телок, которые в очередь выстроятся, чтобы отсосать у тебя.

А потом другой голос: «Ладно тебе, Зафрани, не гони…»