Джеймс Данливи - Волшебная сказка Нью-Йорка

— А ты.

— А я сижу здесь, потому что я умный, вот почему.

— Умный.

— Ага, умный.

— А я застрахован на двадцать тысяч долларов.

— Еще чего-нибудь расскажи.

— А еще у меня брат живет в Манхэссете, так он застрахован на сорок пять тысяч долларов.

— Знаешь что. По-моему, ты просто мешок с говном.

— Тебе что, завидно, что мой брат застрахован на сорок пять тысяч долларов.

— Нет, я тебе завидую. Целый мешок говна.

— А ну повтори.

— Ты просто мешок с говном.

— Нет, ты повтори без улыбки.

— Ты просто мешок с говном.

— Ну ладно, только смотри, больше так не говори.

— Ты просто мешок с говном.

— Предупреждаю тебя, скажешь еще раз, пожалеешь.

— Ты просто мешок с говном.

— Ладно, я подожду, пока ты закончишь, тогда я тебе покажу.

— Покажешь, что ты мешок с говном.

— Это все, что ты можешь сказать.

— Могу еще раз сказать, что ты мешок с говном.

— Некоторые просто не способны понять, что уже наговорили достаточно.

— Правильно. Потому что уж больно много в тебе говна.

— Знаешь что, мне твое общество не нравится. Я, пожалуй, пойду.

Рослый здоровяк протягивает лапу и вздергивает коротышку так, что тот привстает на носки. Держит его за ворот поблескивающей нейлоновой рубашки и подтягивает к себе за галстук, украшенный самыми модными нынче полосками. Двое собутыльников здоровяка немного подаются назад. А бармен быстро находит себе занятие, принимается переставлять на полке бутылки с виски.

— Куда это ты намылился, фертик, ты разве не слышал, я сказал, что ты просто мешок с говном. Хочешь выставить меня вруном перед четырьмя людьми сразу.

— Я ухожу.

— Так прав я или не прав.

— Отпусти меня.

— А вот эту штуку ты видишь, это кулак. Так прав я или не прав. Мешок ты с говном или нет.

— Ладно, во избежание лишних ссор я готов отчасти признать твою правоту.

— Ну, так кто ты такой.

— Не знаю.

— Слушай, фертик, я с тобой не шутки шучу. Он меня вруном выставляет. Ты же только что выставил меня вруном. Скажи, я мешок с говном.

— Я мешок с говном.

— Вот видишь, фертик, самому полегчало. И твой брат тоже мешок с говном. Давай уж, скажи и это.

— И мой брат мешок с говном.

— И не застрахован твой брат на сорок пять тысяч долларов, потому что ни один твой родственник таких денег не стоит, потому что ты, фертик, мешок с говном, так же как твой брат и отец твой, и мать тоже.

— Оставь мою мать в покое.

— Я сказал, и мать тоже.

— Не говори такого о моей матери, оставь ее в покое. Что она тебе сделала. Моя мать хорошая женщина.

— Может, и была до того как тебя, фертика, выродила.

Коротышка поднимает руки ладонями кверху, пытаясь заслониться от надвигающегося ужаса. В прикрытых очками глазах сверкают слезы.

— Ты здоровенная грязная крыса, вот ты кто. Конечно, ты можешь сбить меня с ног. Можешь измолотить меня до смерти. Сволочь здоровая. Ты унизил меня. Это же ужасно, что ты сказал. Будь я покрепче, ты бы не осмелился.

— Еще как бы осмелился, фертик.

— Заставил меня сказать такое о моем брате, об одном из лучших людей, каких я знаю. Подонкам, вроде тебя только и радости, что помыкать людьми послабее. Привязался ко мне, а что я тебе сделал. Чувствуешь себя храбрецом оттого, что я драки боюсь. Ну, ударь меня по лицу, сломай мне челюсть. Я не крепкий. Не сильный. Но я же просил тебя, не говори такого про мою мать. Просил же. А ты все равно сказал. Гадина. Ну, смотри теперь, не отпускай меня. Забей меня в землю и все. Крыса. Ты мне сердце разбил.

— Ты кого это, фертик, крысой тут обзываешь.

— Тебя. Ты и есть крыса. Назвал мою маму мешком с говном, до слез меня довел. Я любил ее. Любил мою маму.

— Слушай, фертик, ты погоди.

— Не погожу.

— Да перестань ты, христа ради, плакать, фертик.

— Не перестану. Ты мне заплатишь за это. Заплатишь. Потому что моя мама была таким чудесным человеком, каких и не было больше никогда. Я на колени вставал, я землю целовал, по которой она ходила.

— Ну ладно, фертик, ну брось. Беру свои слова назад. Фу, черт, да кончай же ты реветь, христа ради. Ну, послушай. Ну я крыса. Вшивая грязная крыса. Да не плачь же ты так, захлебнешься. Давай по-хорошему, по-честному. Я ведь все это в шутку наговорил.

— Ты назвал ее мешком с говном. Она всю жизнь работала, как проклятая, четверых вырастила. С утра до вечера гладила, во всем себе отказывала ради нас. Отец ее бил все время. Она умерла. О господи, мамочка, самая святая из всех людей, когда-либо живших в царстве божием, она умерла. И я услышал о ней грязные, гнусные, мерзкие слова, о самом дорогом мне, о лучшем человеке в мире.