Коллектив авторов - Были 90-х. Том 2. Эпоха лихой святости

Я еще успел увидать остатками своего гаснущего сознания, как в квартиру врывается ОМОН, как «ложат» «мордой в пол» грозного и усатого хозяина баксов и его подельников, но потом мне немного поплохело и завершения ситуации я уже не увидел…

Через три месяца, когда я вышел из больницы, меня вызвали в МВД и торжественно объявили, что мне вручается денежная премия в размере ста тысяч рублей.

Муха шла, шла, шла…

Лосино-Петровский, (Московская область)

1985—1993-й тренер по легкой атлетике, спортивному ориентированию и ОФП. 1993—1999-й частный предприниматель, музыкант, разнорабочий, автор публикаций. 1999-й — по настоящее время корреспондент.

В 1999 году я поступил в Литературный институт и во время сессий подрабатывал ночным сторожем в учреждении рядом со станцией метро «Беговая». Когда рано утром я отпирал входную дверь и выходил во двор, там уже поодиночке или небольшими группами сидели на корточках представители бывших братских республик, перекрикиваясь друг с другом гортанными голосами на незнакомом мне языке. Если подъезжала легковушка, восточные мужчины всей толпой кидались к ней, но дружно останавливались на расстоянии трех шагов. К машине подходил только их «старшой» — этот титул я определил, во-первых, по его новенькой оранжевой безрукавке, выделявшей его среди прочих, одетых в потрепанные темные куртки, во-вторых, по уверенным жестам. «Старшой» говорил с шофером, сажал двоих-троих соплеменников в машину, и машина уезжала.

Но машины приезжали редко, так что темные фигуры до самого окончания моей смены (в 10.00) продолжали сидеть на корточках. И только Старшой гордой поступью прохаживался между ними и вертел в руке навороченный мобильный телефон — эта игрушка в 1990-х еще была редкостью даже для обеспеченных москвичей. Правда, в деле эту игрушку при мне Старшой никогда не употреблял. Наоборот: в конце моей смены он приходил в дежурную комнату и просил у меня разрешения позвонить со служебного.

Телефонный разговор у него всегда был один и тот же — повторялся слово в слово. Только собеседники были разные. Владимира Петровича сменял Михаил Ильич, а Юрия Палыча — Сергей Иваныч.

— Але! Кто ты есть такой на телефон?! (пауза) …А, нет. Ты — не нужный. Сергей Иваныч пазави… (пауза) Здравствуй, Сергей Иваныч! Это Рахим звонит… Рахим — узбек Беговой. (пауза) …Нет, не легкий атлетик. Это я, Рахим, который живет на метро Беговой. Я прошлый месяц тебе мешока третий этаж носИ… Много такой мешока с цементами… Мы есть готовы делать разный рОбот на ваш объект. (пауза) Нет, русский язик на мой бригада только я знает. Никто другой не знает. Ну да, когда будет у вас рОбот для нас, обязательно мне пАзвани. Мы для вас любой рОбот делай: отнеси, принеси, стенка поломай, яма копай, раствор помешай… ну еще мала-мала стенка кирпич клади — у нас два человек может хАрошо кирпич клади… Да, когда у тебе будет любой рОбот для хароший узбека, обязательно мне звани… Меня Рахима звать…

Краснодар

— А вас, товарищ преподаватель спецдисциплин, я попрошу остаться, — цитируя небезызвестного шефа гестапо Мюллера, произнес ректор после окончания очередного заседания.

Я понял, что его глубокие знания произведений Юлиана Семенова ни к чему хорошему не приведут. И в своих подозрениях не ошибся.

— Понимаешь, мне все это уже во где сидит, — ректор провел рукой по своему горлу. — Торгуют все. И преподаватели физкультуры, и ботаники, и даже наша уважаемая уборщица Наргиз Вахидовна. Надо срочно с этим кончать.

— С чем кончать? — Я сделал вид, что совсем не понимаю сути его возмущений. — С Наргиз Вахидовной или ботаниками?

— С контрольными для заочников пора кончать. Они их даже не переписывают, так сдают. Здоровые бугаи, бородатые мужики приносят работы, женским почерком написанные, да еще мятые-перемятые. Наверное, по пятому кругу ходят.

— Так ведь у нас же в вузе есть авторитетная комиссия, которая после сессии уничтожает все контрольные и акт об этом действе составляет, все чин по чину, — я, как мог, продолжал разыгрывать простака.

— Вот из этой авторитетной комиссии ноги-то и растут. Сам же знаешь, что у нас рукописи не горят.

«Надо же, он и Булгакова знает, — подумал я. — Сейчас что-то обязательно поручит, хоть бы не в эту комиссию, мне этого только не хватало».