Дмитрий Бавильский - Едоки картофеля

Каждый из присутствующих ощущал себя небольшим Ван Гогом, не менее.

Особенную активность проявляла нечесаная поэтесса, державшая непонятно откуда взявшуюся куклу. Выпивала и закусывала она с праведным чувством исполненного долга. Никто не смел и даже не думал спорить: в глазах умственных пролетариев сегодня она была звездой, нынче выдался-выпал ей звездный час. Даже два самовлюбленных педераста из СМИ сегодня уважали и любили ее, как родную.

Самым удивительным казалось непонятно откуда взявшееся количество мусора, который сузил выставочное помещение, сжал его до размеров захудалого трактира. Пространство отказывалось бороться с чумой, сдалось на милость победителей и теперь занималось обслуживанием распоясавшихся гостей. Они вели себя по-свойски, как у нас тут, собственно говоря, и принято. Ласковое, душное, удушающее варварство. Пластиковые стаканчики и бутылочная фольга, мятые газеты, листовки и брошюры, деревянные стружки (!), песок и объедки, не поддающиеся идентификации. Причем последних оказалось просто промышленное количество. Будто не вернисаж сегодня, но родительский день и широкие массы вышли синичек покормить.

Уборку начали еще до того, как удалось разогнать последних алкашей.

Лидия Альбертовна, чувствуя ответственность за подведомственную территорию, в наведении чистоты принимала особенно горячее участие.

Трудилась не разгибаясь, до темноты в глазах, будто бы наступившая за стенами галереи зимняя ночь начала клубиться и дышать у нее перед глазами.

Если бы знала, что через прицелы видеокамер за ней наблюдают, она, возможно, действовала изящнее и расчетливее в движениях. Но здесь, на передовой, думать о красоте было некогда. Увлеклась, даже про ухо простуженное забыла. Зато вспомнила стародавние традиции субботников, поймала, значит, здоровую бациллу комсомольского задора, "есть блуд труда, и он у нас в крови…"

На картины она в тот день и не взглянула. Не до них.

Да и никуда они от нее теперь не сбегут, картины-то эти.

Вымытые полы еще долго высыхали, пахли известкой.

Домой собирались скопом, гуртом. Шумно переговаривались в опустевшем гардеробе (иностранцев Нонна Михайловна раздела в собственной приемной), поздравляли друг друга с приближающимся Рождеством.

Ну и пусть, подумала она, последней покидая свой пост и оставляя после себя только дежурное освещение.

Так увлеклась собственными мыслями, что и не заметила, как из директорской прихожей выскользнула фигурка человека с явно тяжелым свертком под мышкой и медленно-медленно начала красться вслед за ней к выходу.

Лидия Альбертовна шла и вздыхала над превратностями судьбы, которую в общем-то не в чем винить, все сложилось неплохо, могло и хуже. Она не одна, есть родные-близкие, здоровье и работа. Не ахти какая, но другие и того не имеют – в переходный-то период. Много, конечно, бедных и обездоленных, попрошайки в метро надрывают ей сердце, но ничего не попишешь: кому апельсины, а кому ящики из-под апельсинов.

Жизнь несправедлива, это она еще в глубоком детстве поняла.

Застегнулась на все пуговицы, готовая принять первый удар уличного морозца, замешкалась, замедлилась в предбаннике… и вдруг чья-то рука цепко схватила Лидию Альбертовну за плечо и властно потянула назад.

От неожиданности бедной смотрительнице показалось, что начал рушиться потолок и разверзлась бездна. Но она быстро взяла себя в руки и еще более быстро обернулась. Позади себя она увидела не охранника, и не Мануару Мужаверовну из отдела восточных редкостей, и не Ирину Израилевну. И не Нонну Михайловну, которая никогда бы не позволила самоуправства в отношении подчиненных, и даже не мужа собственного Мурада Маратовича, который благоразумно ушел после торжественной части выпивать с композитором Кривоносом в закусочную

"Вертеп" поблизости. И даже не лохматую поэтессу, от которой в порыве творческого вдохновения ожидать можно все, что угодно.

Сейчас перед ней стоял согбенный под тяжестью ноши мальчик, Данила, приятель сына. Его-то она сразу узнала. И не успела удивиться неуместному появлению отрока в закрытом учреждении, потому что он протянул ей свою ношу и кротко сказал:

– Это вам.

ПОДАРОК (продолжение)

Территориально они уже практически принадлежали улице, которая дышала на них вечерними шумами и бензинными выхлопами. Поэтому Лидия

Альбертовна посчитала единственно правильным выпрыгнуть из дверей галереи наружу. Ближе к людям. Краем глаза она отметила, что лампочка сигнализации уже работает и при этом не мигает. Значит, все спокойно. Даже если он и спер какой-нибудь ценный экспонат, она сможет спасти его от суда и тюрьмы, уговорив вернуть на место. А завтра незаметно подложит где-нибудь, будто так и нужно.