Борис Екимов - Предполагаем жить

Илья речи спутника своего поневоле слышал, но внимал иному: сочной зелени деревьев, пенью птиц, утренней свежей прохладе. Он шел и шел и вдруг встал, под ноги указав:

– Глядите.

Влажная дорожка была причудливо изукрашена земляными червями-выползками; они покрывали асфальт шевелящейся багряной ли, рдяной сетью, живым узором. Ступить было некуда.

– Вот это да… – выдохнул изумленный спутник Ильи. – Это после дождя. Сейчас бы набрать да на рыбалку, – поглядел он на Илью помоло девшими сияющими глазами.

Снова запела телефонная музыка; но он отключил ее и подвесил аппарат на ветку дерева. А потом присел, разглядывая червей.

– Хороши, хороши… Ох, на сазаника бы их, пучком… Такого бы взя ли сазаника, настоящего, нашенского… – И обратился к Илье: – Рыба лить любишь? Молодец. Выберемся отсюда и поедем с тобой. Только вдво ем. У меня дом прямо на Дону. Не дом, а дворец. Увидишь. Да еще два гостевых флигеля, да баня с парнушкой. Лодки. И катер с каютой и кух ней. Куда хочешь плыви. Там Васька у меня сторожует со своей

Марусей. Васька – плут и пьяница, но… Рыбак! Он через воду все видит, до самого дна. Мы на Крестовку поедем, на Бурунистое… Там такие места… Васька – молодец! Маруся его держит. Она – хозяйка.

Две коровы. Не молочко, а мед. А каймачок… – причмокивал он, щуря глаза, откровенно, по-мальчи шески хвастаясь. – А ирян, а сметанка… Томленая. Маруся все умеет. А Васька – по рыбе король.

Уху варить – только сам. Никого не подпустит. Жарит тоже сам.

Плотву, с икорочкой. Верещагу из рахманок… Нутрячок: печенки там всякие, на сковороде… Рыбцы горячего копчения. Только на ольховых опилках! Только на них. Поедем, всего отведаешь…

Седовласый немолодой спутник Ильи словно полжизни сбросил: разгладилось в тихой улыбке лицо и светили глаза.

– Никого не возьмем – ни друзей, ни баб. Никто не нужен. Зорьку другую отсидим. На зорьке так славно: над водой – туманец, солнышко ти хое. А вечером – у костерика. У костерика славно: возле воды, на песочке…

Продолжили было путь с осторожностью. Но, словно напоминая о себе, на ветке дерева запел оставленный телефон. Пришлось вернуться, выслушать и ответить:

– Не паникуй. Никого мы не боимся. У них, конечно, руки загребущие, сила есть, но и мы кое-чего соображаем. Подъеду. Решим. Да, сегодня.

Спутник Ильи заметно стухнул после азартного мальчишеского оживленья.

– Вот и порыбаль. Подохнуть не дадут, не то что порыбалить. Дом есть, и катер есть, и Васька всегда на месте… – пожаловался он. -

Все у нас есть, – произнес он со вздохом. – Все у нас есть! – еще раз подтвердил он и выразительно закончил: – У нас ума нет.

И через короткое время продолжил:

– Вот послушай. Жил да был такой человек – Иван Корнеевич Буди- лин.

Господи, упокой, земля ему пухом, три года назад его схоронили.

Толковый мужик, хороший руководитель. Но это я потом узнал. Я приехал в Усть-Хопер первым секретарем райкома. По тогдашнему времени – главным начальником в районе. Там мы и познакомились.

Хутор Красно- Полянский – на берегу Дона, место золотое. Лесистое займище. Старые дубравы, сосняки, луга заливные. На Троицу зацветет

– рай земной. Не даром Красные Поляны зовутся. Рыбное место. И дичи много. А уж ягод, грибов… Хуторок небольшой. К нему не враз и пробьешься. Даже летом. Песками отрезан. "Нива", "УАЗ" – иначе не проедешь. А зимой – снеж ные переметы. Вот люди и разбегаются.

Жил в Красных Полянах Иван Корнеевич Будилин. Это его присловье: "У нас все есть, у нас ума нет". Я к нему любил ездить. Да и не только я. Он прежде здесь, в городе, управляющим трестом работал. Его ценили. И вдруг уходит. Пенсионный срок подошел. Он сказал: "Детей вырастил, родине послужил. Надо чуток самому пожить". Других не спихнешь, за кресло уцепятся руками-ногами. А его даже уговаривали.

Он – мужик крепкий и деловой. Но он сказал как отрезал: "Не хочу.

Наработался". Уехал из города, поселился в Красных Полянах. Там у него был домик. Невеликий. Не то что нынешние дворцы по три этажа.

Нормальный дом, невеликий, но сделано по-умному: электрическое отопление, котелок, вода. Баньку поставил. И стал жить. У него две дочери, обе замужем, определенные. Одна – врач, другая – учитель.

Они – в городе. Жена сначала помыкалась туда-сюда. А потом сказала:

"Нет. Не могу. Буду в городе". Иван Корнеевич жил один. Нанимал, ему стирали, прибирали. Да он и сам рукастый. И так вот он прожил безвыездно на Красных Полянах двадцать три года. Ты понял? Двадцать три. Я когда в Усть-Хопре работал, каждый месяц к нему наезжал, с ночевкой. У него всегда аккуратно, чистенько, он – спокойный мужик.