Сергей Жадан - Владелец лучшего клуба для геев

И тут открываются двери и в кабинет входит Славик, радостно улыбаясь и маша, как веером, какими-то ксерокопиями. Четверо застыли на месте с занесенными кулаками. Гога медленно опустился на стул, Саныч зажмурился и нащупал в кармане телефон. Все повернулись к Славику.

Привет, привет, – закричал Славик, не замечая общего напряжения, – всем привет! Он подошел к Гоге и пожал ему ватную руку. Партнеры? – радостно показал он Гоге на четверку и, засмеявшись, пожал руку крайнему, тому, который был в синем. Вот! – победительно крикнул он и бросил перед Гогой кипу ксерокопий. Что это? – выдавил из себя

Гога. Разрешение! – победно крикнул Славик. – “Вышиваны рушнички”!

“Вышиваны рушнички”? – недоверчиво спросил Гога, “Вышиваны рушнички”? – подошел Саныч и заглянул в документы. “Вышиваны рушнички”, “Вышиваны рушнички”, – испуганно зашептали четверо, пятясь к выходу. “Вышиваны рушнички”! – победно повторил Славик и, наклонившись к Гоге, деловито заговорил: – Значит, так, Георгий

Давыдович, с пожарниками все улажено, переводим через их счет, я все прикинул, берем налом и списываем как коммунальный долг, – он нервно засмеялся, резко оборвал смех и, повернувшись к четверке, строго спросил их: – Вы что-то хотели, товарищи? Гога тоже вопросительно посмотрел на четверку, не решаясь задать им тот же вопрос. Брат, – заговорил наконец второй, застегивая на груди молнию синей куртки, – так вас что, в натуре губернатор крышует? Да-да, – нетерпеливо ответил ему Славик и опять зашептал Гоге: – Недостачу спишем на детские хоры, я пробивал через управление, они проведут это через квартальний отчет как целевой одноразовый платеж детям-сиротам.

Четверка неуверенно толклась возле дверей, не зная, что им делать.

Четвертый старался отдать обрез третьему, но тот отчанно отпихивался. Что, уже уходите? – повернулся Славик к четверке. -

Георгий Давыдович, мы, кстати, приглашаем товарищей на “Вышиваны рушнички”? “Вышиваны рушнички”, “Вышиваны рушнички”, – застонали четверо и начали выскальзывать из кабинета. Когда двери за ними закрылись, Гога глубоко выдохнул. Дай папиросу, – обратился он к

Славику. Славик вытащил свои голимые и протягнул Гоге. Гога схватил папиросу дрожащими губами, Славик предупредительно поднес спичку.

Босс затянулся и тут-таки закашлялся. А что случилось? – не понял

Славик. Славик, – обратился к нему Гога, – вот ты человек с биографией, да? Ты двадцать лет в шоу-бизнесе. Ты знаешь этого, как его… гребенщикова, – подсказал Славик. Ты организовывал харьковский концерт ю-ту, ты работал с пионерами. Скажи мне – бог есть? Есть, – сказал Славик. – Безусловно есть. Но это не имеет никакого значения.

В “Бутерброды” забежала Вика, – привет, пидоры! – крикнула она компаньонам, которые одиноко сидели за столиком. Гога хмыкнул, о’кей, сказал он напарнику, я домой. Я все закрываю, пообещал Саныч.

Ну, понятно, засмеялся Гога, и, опасливо пропустив Вику, вышел на улицу. Где пропадала? – спросил Саныч. Тебе какое дело, – ответила

Вика. Где пирсинг? – поинтересовался Саныч. Продала, – ответила

Вика. Потом они пили водку, Вика плакала и жаловалась на жизнь, сказала, что разошлась со своей подружкой, что та свалила из страны, навсегда. А ты чего осталась? – спросил Саныч. А ты? – спросила его в свою очередь Вика. Ну, у меня бизнес, – сказал он. – К тому же я языков не знаю. Она тоже не знает, – сказала Вика, – она актриса, у нее язык тела, понимаешь? Не совсем, – честно ответил Саныч. Слушай,

– спросила его Вика, – вот тебе почти тридцать. Почему ты не женился? Не знаю, – сказал Саныч, – я бизнесом занимался. У меня три ранения. Плюс сломана рука. Найди себе какого-нибудь гея, – посоветовала Вика. Думаешь, поможет? – засомневался Саныч. Вряд ли,

– сказала Вика. Хочешь, поехали к тебе, – предложил он. Это что, трахаться? Ну, можно не трахаться, – сказал Саныч, – можно просто.

Просто – нельзя, – авторитетно заявила Вика. И добавила: – Все-таки жаль, что ты не гей.

Потом они долго лежали на полу в ее комнате. Воздух был темный и прогретый, Вика считала его пулевые ранения, один, – считала она, – два, три. Это все? – спросила она несколько разочарованно. Все, – отправдываясь, сказал Саныч. Это почти как пирсинг, – сказала она, – только не заживает. Все заживает, – ответил он. Ну да, – не согласилась Вика, – моя подружка тоже так говорила. А сама…ала в

Турцию. Это тоже опыт, – рассудительно сказал Саныч. Ага, – со злостью ответила Вика, – знаешь, каждый такой опыт, это как эти штуки у тебя на теле – всегда видно, сколько раз тебя хотели убить.