Владимир Кантор - Соседи

– Ты расстроен? Я повода не давала. Он сам полез. Ты поссорился со своим другом? Не грусти. Я навсегда твоя.

– Я не грущу. Я знаю это.- Павел обнял ее за талию.

“А ведь я не лучше Нарумова,- вдруг пронеслось у него в голове.- Стыдно!”

– Скажи, а то письмо, которое ты хотел прочитать, прочитал? – снова спросила внимательная Даша.- О чем оно?

Галахов раздраженно дернул плечом, не смея сейчас быть строгим к друзьям, но все же ответил:

– О том, что никакого святого Грааля не существует.

Дверь лифта отворилась, они вышли. Было уже около двенадцати.

– Я чего-то боюсь,- шепнула вдруг Даша.

Спускаясь по ступенькам от лифтовой площадки, они увидели, что у выхода торчит подросток со злым, испитым лицом и шеей, обвязанной грязным белым бинтом. С ленивой наглостью посмотрев на парочку, подросток загасил дымящуюся сигарету о стену и скользнул на улицу, хлопнув дверью.

Тогда и Павел тоже ощутил иррациональное, неподвластное разуму чувство страха – не тревоги, не беспокойства от возможно ожидающей опасности, а именно парализующего страха.

“Вернуться?.. Пока из подъезда не вышли… А что наверху скажу, как объясню, почему вернулся? Что испугался неизвестно чего?

Обойдется. Да и что может быть?..”

– Все будет в порядке,- успокоил он себя и Дашу.

На улице никого не было. Они окунулись в темную синеву теплой летней ночи. Гармошка и визги затихли. Кое-где светились еще окна, из них доносились звуки телевизионных передач, а кое-откуда и музыки. Фонари не горели. Разве что фары редких машин, проносящихся по шоссе, расположенному за буерачным пустырем, давали представление о том, куда им надлежало стремиться.

– Придется мотор ловить,- пробормотал, озираясь, Павел.- Если только в этом захолустье это возможно…

Они двинулись по разбитой дороге к шоссе. Вдоль дороги стояли фонарные столбы, не дававшие света. Только на самой середине их пути виднелись два желтых круга, выхваченных из общей черноты двумя электрическими лампочками. На них они и ориентировались.

Освещенное пространство всегда кажется спасительным островком в бесконечном море тьмы. Он обнимал девушку за плечи, но была она напряжена и испуганно вздрагивала от любого шелеста бурьянной травы.

Он попытался подбодрить ее и себя мечтами:

– Солнце мое, а ты правда хочешь за меня замуж? Я-то вдруг понял, что без тебя жить не могу. А ты? Мы уживемся с тобой?

– Еще как! – Даша повернула к нему лицо и смутно улыбнулась в темноте.- Мы с тобой, Галахов, хорошо жить будем. Ты даже не представляешь, какое это счастье, когда ты просыпаешься, а рядом на подушке сопит любимый человек!

Они уже почти дошли до горевших фонарей. И тут Павел снова ощутил чувство непреодолимой тревоги. Они вступили в освещенный круг. И именно тогда из темноты пустыря послышался регочущий смешок, а потом глумливый голос попросил:

– Эй, малый, постой-ка! У тебя стакана нет? Из горлаЂ неохота.

“Куда идти? К шоссе? Или повернуть и бежать к дому? Что разумнее?..”

Мысли торопились. Но поджидавшие их были еще быстрее. Из темноты вынырнул подросток с обмотанной грязным бинтом шеей. Он выплюнул изо рта сигаретку, растер ее ногой и встал перед парочкой, протягивая руку и шепелявя:

– Чего молчишь, паскуда? Стакан давай. Люди ждут.

– Нет у меня стакана! – резко ответил Павел, понимая, что недоросток – посыльный, передовой отряд, а за ним основные силы.

Крепче прижав к себе Дашу, он все-таки пошел независимой походкой мимо – в сторону шоссе. Бежать к дому – все равно не добежишь, а только раздразнишь охотников. А так – вдруг и обойдется, да и машину там, может, остановить какую удастся.

– Чует, гад, что поговорить надо,- раздался из темноты пьяный и хамский сип. И здоровый амбал вылез на свет.

– Пойдем назад,- тихо, как ребенок маленький, попросила Даша.

Но было уже поздно поворачивать. Из темноты одна за другой появлялись фигуры, окружая парочку. С удивлением и отвратительным чувством подступающей к горлу тошноты он узнал среди восьми-девяти монстров, взявших их в кольцо, давешнего

“афганца”, “охранника”, с висячими льняными волосами, с которым он схватился из-за медноволосой девицы на автобусной остановке.

И подходили новые. С пустыря слышались хохот и возня молодых псолюдей.

– Да, может, не он, Колянь?! – крикнул кто-то издали, из не подтянувшихся еще.

После этих слов мелькнула безумная надежда (хотя знал, по слову

Пушкина, что “несчастью верная сестра надежда”), что пронесет, что все разговором обойдется. И он остался стоять, выставив вперед левое плечо, как бы прикрывая собой Дашу, но портфель на землю не бросил, показывая, что готов не к драке, а к контакту.