Владимир Кантор - Соседи

– Старичок! Это чудо что такое! Ты Володю Нарумова не слушай. Он бретер и циник. Ты сам увидишь и поймешь. Это не просто человек пишет, а словно сама природа. Просто, спокойно. Даже немного жутко от его спокойствия. Да ты почитай. Это брату двоюродному моей жены пришло, он ей показал, а я подсуетился, себе оставил, хотел всем показать, а тебе, волчине, в первую очередь.

Листочки были не вынуты, а вырваны из школьной тетради, буквы крупные. Написано сплошняком, без знаков препинания и без всякой грамматики. Сначала шел обратный адрес:

146527, Яо обл. Угличски Ра-н, Погорелка

Овсяников

Добрый день Здравствуйте Миколай Леонтьич, Анна Карповна, зоя люба и другие детки Вопервых строках моего писма Спешу проздравить вас снаступающим празником трудящихся первым Маем и желаю вам хорошего здоровия и долгих лет жизни я пока еще жыв и здоров немножко тоже стал прихварывать скот еще держу корову и овцу курей гусей и уток пчелки 11 домиков летошной гот такой был харошай грибов было я даже и непомню такова года урожайного часто вас в споминаю Жена уминя померла 13 Октября признавали отеки сердечные смерть была тяжолая 2 месяца толко сидела надиване в привалку сна савершено небыло помучилас бедняжка ничего неподелаешь жалко того что мало пожыла в новом доме ато пока все постарому етот детка изновгарода который был унас привас спевал песни тоже одночасьем помер вот пока такие новости сприветом Герасим Михаилович Овсяников Погорелка

– Что скажешь? Эпос? Да, это нутряное! Святой источник! Ты это правильно сказал.

– Это я за тобой повторял, не читая.

– А теперь не согласен?

– Надо подумать,- невнятно бормотнул Галахов.- Давай покурим.

Сознавая важность показанного им документа, не куривший Лёня тоже закурил. А Павел просто не знал, что и сказать. Все и так было ясно. И вправду эпос. Безличный, жестокий, спокойный. Хотя нет, не жестокий. Он ее жалеет. Просто безличный. Горе есть, трагедии нет. Все в одну строку, без выделения, без акцента.

Смерть как часть жизни. А жизнь есть тут быт, а не бытие.

Их курение было прервано вбежавшим в комнату Аликом. Он раскраснелся, моргал сильнее обычного и еще прищелкивал пальцами.

– Ты бы кончал курить, старикашечка! Там дворянин этот твою

Дашу насилует.

– Ты обалдел? – охнул Галахов.

Но бросил сигарету в пепельницу и ринулся к пиршественному столу. За ним Лёня и Алик. “Насилует” – было сказано слишком сильно. Но нечто близкое к этому происходило. Нарумов завалил

Дашу на диван и, сцепив одной рукой ее запястья, другую запустил под платье, сопя и тиская ее тело. Даша злобно укусила его в плечо. Он не изменил своей позиции, но тут увидел Галахова и встал. И выставил вперед ладонь. Его бледное лицо снова приняло бесстрастное выражение.

– Успокойся,- голос его был, как всегда, ровен,- все нормально.

Ты же не хам какой-нибудь, чтобы ревновать. Это было бы пошло.

– А это вот называется женобесием,- изрек, указывая пальцем на

Нарумова, исихаст и евразиец Игорь.- Не слушай его,- обратился он к Галахову,- слушай великое молчание народного моря.

В окно ворвался особенно визгливый частушечный перепев, вчистую отрицавший даже возможность какой-либо ревности:

– На Востоке я была,

Бочки трафаретила,

Кто-то сзади подступил -

Я и не заметила!

Даша поднялась, губы ее были плотно сжаты, схватила чью-то наполненную рюмку и выплеснула в лицо Нарумову.

– Ты сам хуже любого хама. Ты хам и есть. Паша, пойдем отсюда!

– Обожди,- отозвался Павел.- Сначала мы с этим человеком в коридор выйдем. А ну! – Он рванул на себя за плечо Нарумова, спокойно вытиравшего лицо платком.- Пошли, выйдем.

– Что это ты, право? – ухмыльнулся, пошатнувшись, тот.- Прямо как школьник. Я вступлюсь за честь моей девочки, мы с ней дружим,- передразнил он как бы школьную интонацию.- Мы с тобой благородные люди, дворяне. Ведь ты же из хорошей фамилии. Не дело нам устраивать мужицкий мордобой. Родов, обычаев дворянских теперь и следу не ищи, и только на пирах гусарских гремят, как прежде, трубачи. Лучше уж дуэль. Но, поскольку дуэль сейчас не принята, невозможна, предлагаю разыграть ее в карты. Тройка, семерка, туз. Как в “Тамбовской казначейше”. Лишь талью прометнуть одну, но с тем, чтоб отыграть именье иль проиграть уж и жену. Ха-ха!

– Господи! Конечно, ни среда, ни образование, ни происхождение не избавляют человека от дикости, хотя всегда надеешься!.. Галахов вдруг и неожиданно для себя отшвырнул противника в сторону с такой силой, что тот шлепнулся на стул и вместе со стулом опрокинулся на пол, с треском ударившись головой о деревянную ножку стоявшего у окна массивного кресла.