Бахыт Кенжеев - Золото гоблинов

Наша дружба началась с недоразумения.

– Вы мне чрезвычайно мешали во время выступления, молодой человек,- сказал АТ, подойдя ко мне у вешалки.

Говорил он совсем тихо, чтобы не услышали дожидавшиеся неподалеку профессор А. с дочерью.

– Помилуйте,- оторопел я.

– Вы глазели с таким высокомерным, с таким скучающим видом!

Лучше б вообще не пришли, чем злорадствовать. Неужели вы не понимаете трагедии художника, вынужденного покинуть отечество?

(Не ручаюсь, что в точности передаю его слова, но примерно так я их тогда услышал.)

– Ну простите, ради Бога! Я, честное слово, не нарочно. Я, понимаете ли, человек от искусства довольно далекий, мне трудно воспринимать нечто столь изощренное. Да и с древнегреческим, сами понимаете, проблемы. Анри Чередниченко.- Я протянул ему руку.- В следующее воскресенье приходите ко мне в гости. Вам, наверное, здесь достаточно одиноко?

– Не сказал бы,- отвечал он со сдавленной гордостью,- однако за приглашение благодарю.

Мы обменялись телефонами; АТ позвонил мне, правда, только месяца через три, в февральскую оттепель. Мы условились на субботу; с утра я съездил к Вальдману, где в те годы еще торговали недорогими рыбными деликатесами и даже предлагали из-под прилавка местную черную икру в стаканчиках с нарезной жестяной крышкой. Предполагалось, что гвоздем вечера будет десятифунтовый осетр, как археоптерикс, покрытый доисторическими чешуйками, которого я, обмазав тестом, испек в духовке. В квартире нестерпимо запахло жареной рыбой.

Пунктуальный АТ принес букет белых нарциссов с желтой сердцевиной и литровую бутылку ванкуверского портвейна.

– В России,- меланхолически сказал АТ с основательным русским акцентом,- осетрина доступна только партийной элите, получающей ее в распределителях. А в Канаде, как мы видим, ее могут позволить себе даже бедные студенты.

Жозефина зарделась; давняя жительница плато Мон-Ройяль, она прекрасно знала, что из-за промышленных стоков в озеро Сен-Жан российский деликатес стоил у Вальдмана куда дешевле мойвы и даже плотвы.

– Зато,- при гробовом молчании продолжал АТ,- канадцы совершенно не интересуются экзотерикой.

Жозефина смутилась еще сильнее и, по-моему, попыталась толкнуть знаменитого изгнанника в бок.

– Если бы экзотерикой интересовались в России,- вмешался я,- вы, Алексей, вероятно, находились бы сейчас в Москве, а не в Монреале.

– Россия – дело особое,- заявил АТ, осушив стакан портвейна и вытерев губы рукавом.

– Разве не любая страна – особая? – вмешалась Жозефина.

После многочисленных встреч с новоприбывшими я уже понимал, как на самом деле ранена их душа, как уязвлено сердце мгновенной и невозвратной потерей почвы под ногами. Переезд сопровождался для них затяжной болезнью. Быть может, самое дорогое, что есть у человека,- это возможность проснуться ночью от страшного сна и, не зажигая света, нащупать на ночном столике стакан с водой и пачку сигарет, понимая: что бы ни было, ты все-таки дома, в своем углу, в своей норе, и телефонная книжка полна номерами, не требующими междугородных кодов.

Несколько лет спустя я напомнил АТ о том наборе пошлостей, которыми сыпал во время нашей первой встречи. Он расхохотался и в пику мне сказал, что симпатия наша друг к другу окрепла в тот вечер едва ли не благодаря взаимным фигурам умолчания. Я ни разу не спросил его, действительно ли он племянник Ксенофонта Степного, романизированная биография которого недавно вышла в Gallimard и пользовалась некоторым успехом в университетских кругах. (Позднее я не раз был свидетелем раздражения, которое охватывало его при вопросах о прославленном дядюшке.)

В конечном итоге российская тема благополучно иссякла. Смущенная Жозефина составила мне компанию на балконе. Курить обычный табак в квартире не возбранялось, но мне не хотелось, чтобы на лестничную клетку просачивался запах анаши. Надо сказать, что мне очень понравилась преданность Жозефины этой смешной личности.

– Его уже приняли в сообщество экзотериков Квебека,- вышептывала она, кутаясь в жиденький плащ,- может быть, ему даже дадут стипендию от Совета по делам искусств. Исаак Православный обещал прислать рекомендацию.

– Ладно, ладно,- отвечал я, взяв ее за руку,- не рекламируй мне своего художника. Я человек простой. У меня есть пленка вашего Исаака, но я не знаю, что невразумительнее – его эллоны или статьи в Village Voice. Впрочем, верю на слово. Однако готов тебе поверить, и сделай в честь этого еще одну затяжку, только не обожгись – косяк уже совсем короткий. Будешь съезжаться со своим Алексеем – попроси у меня консультацию о недостатках и прелестях совместной жизни.