– Ах ты, маленький негодяй, – сказал Захар, обращаясь к сыну. – Я тут ради тебя все хлопочу, хлопочу. Что ты опять задумал такое чудное, какому бесполезному и пустому делу жертвуешь ты своим отцом?
Бессмысленно прокричала в ответ птица, пролетающая над озером. Не прокричала даже, а как бы откашлялась, предполагая прокричать, и пронеслась дальше. Дождь забил по поверхности озера серебряными плашками, стало темнеть.
«Время жизни, время жизни, – подумал Захар, – когда же ты наконец закончишься?»
Грузовики появились позже, к закату. В них стояли люди, тесно прижавшись друг к другу, чтобы не упасть, и спали. Они спали неудобно, держась за поручни, устроенные над кузовом, а головы их лежали на плече стоящего впереди или упирались в затылок. Грузовиков было много, они шли вереницей, Захар не успевал их сосчитать.
Грузовики ехали медленно по неровной дороге, и каждый раз, когда спотыкались, тех, что на грузовике, мотало, но никто не поднимал головы, никто не хотел просыпаться.
Захару было все равно, куда идти, и он поплелся за ними следом.
Иногда он гордился, что людей так много и он один из них, иногда сетовал, что никто не оглянется и не поможет ему взобраться на грузовик, иногда вспоминал, что он уже спал так когда-то, положив натруженные руки на плечи рядом спавшей женщины, повернувшейся к нему спиной. Это было тоже на грузовике, он помнил, только они лежали на брезенте, удобно, успокаиваясь после ласки, перешептываясь перед сном.
«Нелегко жить без любви, – подумал Захар. – Жаль, что я все оставил там».
Где это «там», он не знал, как и не знал, почему все в его жизни в последние годы проходило впопыхах, со всякими предосторожностями, с оглядкой, без малейшего наслаждения.
Нет, какое-то наслаждение, конечно, было, что-то вроде точки в конце бездарной строки.
Он шел в конце колонны, сняв шляпу, и какая-то звезда стояла над ним, упершись лучом в лысую голову, будто указывала для других пальцем – смотрите, какой идет, смотрите куда идет.
Он шел в свете звезды, поражаясь, как это, лишенное тайны место становится таким таинственным по вечерам.
Он не любил читать книг, да теперь это было и не надо, чем книги лучше этих прогулок в темноте по острову?
Сын, наверное, осудил бы его, как осуждал всегда за равнодушие к чтению, но что делать, если он не доверял чужим мыслям. Он только отвечал желанию тех, у кого бурчало в животе. Вон их сколько на грузовиках!
Что им доставляло большее удовольствие – просто спать или спать, прижавшись друг к другу, в этом Захар не мог разобраться. Его поразила согласованность, какая-то стадная договоренность между ними, видно было, что им не нужно готовиться к этому сну стоя, как не готовятся лошади, точно взобравшись по настилу, точно определив по запаху, в кого уткнуться.
«Сколько они здесь на острове? – подумал Захар. – Когда успели научиться этому?»
И что удивительно, благодаря тому, что все были вместе, женщины, мужчины, дети, зрелище это не принадлежало скорби. Скорее в нем даже слышалась какая-то тихая музыка, под которую удобно смотреть на них, удобно стоять, удобно спать.
Сколько же придумали люди хитрых и красивых вещей! Какой должен опыт понадобиться, чтобы создать грузовики, погрузить на них людей и заставить стоять не шелохнувшись. Снились ли им сны в этом забвении, и зачем нужны сны, когда ты уткнулся в затылок или плечо малознакомого человека и стоишь, прислушиваясь, что происходит в нем. Это тоже можно назвать сном, очень приятным, потому что ты за другого не отвечаешь. Какая-то чужая, безразличная тебе жизнь протекает в нем, он снабдил тебя покоем, отделил от мира, возможно, даже спас, погрузив в себя, и ты едешь, не замечая пути.
Грузовики шли такой длинной вереницей, что Захар подивился богатству острова и его хорошей организации.
У них, в секторе «Б», все примитивнее и проще: две подводы, один старенький автобус.
Куда ехали эти люди, так убедительно, так неотвратимо, что повинуясь стадному чувству, хотелось двигаться за ними? Наверное, к центру острова, туда, где стоял заброшенный храм. Связано ли это было с вечерней молитвой? Вряд ли. А если даже и связано, то люди эти скорее должны быть принесены в жертву, чем пополнить число прихожан.
Ни у кого не было под мышкой Торы, ни на кого не наброшен талес, как бежали мимо него голые, так и стояли сейчас в грузовиках, вызывая более языческие сравнения, чем библейские.
Просто уставшие люди, уткнувшиеся друг в друга, ехали к центру острова.
Читать дальше