Сергей Носов - Член общества, или Голодное время

Это жизнь ”,- я бы ответил.

“Послушайте, жить в этой квартире вам никак нельзя. Вы достойны других жилищных условий. – Долмат Фомич брезгливо оглядывал стены, пол, потолок. – Надеюсь, вы порадуете нас новыми кулинарными изысканиями. Общество ждет от вас изысканий. Мы вас любим и бережем. Будьте уверены, мы поместим ваш опыт в очередной номер газеты ”.

“А что, – не выдержал я опять, – хоть один номер газеты вышел уже? ” – “Нет. Пока еще нет. Но ведь главное – не газета, а идея газеты. Мы все вместе работаем на идею. А вот это аванс ”.

Он достал еще один конверт, положил на стол, жестом остановил во мне безотчетный порыв осуществить высказывание и снова стал сокрушаться:

“Почему я раньше к вам не приходил? О чем я думал? Нет, нет, это никуда не годится. Значит так, милейший, вот ключи от квартиры.

У нас неплохая квартира пустует, закреплена за нашим

Обществом. Будете там жить и работать.

Я сейчас вам адресок напишу… Сразу бы так… Вторая линия, Васильевский остров… ”

Я ощутил себя телеграфным столбом. Что это у меня в кулаке? Ключи. А вот и листок из блокнота. “ Извините.

Позвольте. – Он забрал, положил в третий конверт и вернул мне в конверте. – Мы должны помогать друг другу. До свидания ”.- Ушел.

“Васильевский остров, Вторая линия, д. 11 ” и даже номер телефона… Зачем-то я стал складывать цифры.

Вышла Юлия или вошла. “Эту я знаю, хорошая, с обстановкой.

Весной был ремонт. – Она зевнула, не выспалась. – Мы хотим, то есть они хотят оборудовать ее под офис, под редакцию… Ты дверь не закрыл. – Щелкнула замком, закрыла входную дверь за мужем. – По секрету, Олежка: эта газета никогда не выйдет ”.

Мысленно я спросил: почему?

“Странно, почему же я сама не вспомнила, у меня ведь тоже есть ключи. Теперь у нас оба комплекта… А там ведь можно жить! Вот здорово! ”

Я внимательно глядел на нее. У нее были желтые зрачки.

Зрачки, а в них что-то желтое. Это футболка моя желтая, она отражалась в зрачках. Я подумал в желтой футболке, что совсем не знаю ее. Совсем. Я спросил: “ Ты кто? ” Она ответила: “ Юлия”.

А теперь скажи, что это не сон. И что не было разговора того, еще на этой, Екатерины Львовны, квартире: о Долмате

Фомиче я расспрашивал Юлию, она отвечала, я, пугаясь ответов, просил замолчать – и опять вопрошал.

“Как ты можешь такое сказать о себе? ”

Потому что она не о нем, о себе говорила.

По ее-то словам выходило сейчас, что никого у нее почти что и не было. А конкретно: я примерно четвертый – шестой.

“Врешь. (Не сходилось. Ничего не сходилось. Я же помню ее у художника Б.) По тебе десятками сохли. У тебя любовников было… Ты… ” – “Вот и не так ”.

Как же не так? Если так.

“ Он хороший, он добрый, он благородный… ” – Позлить захотела меня?.. Потому у Долмата она Фомича, что лишь он, благородный, один взять такую ее согласился.

“Какую такую? ” – “Ну, посмотри на меня, протри глаза, я же уродина ”.- “Ты??? ” – “Неужели ты не видишь ничего?

Посмотри, какой нос у меня, какой подбородок, сплошная диспропорция, посмотри, как глаза расставлены!.. ”

Я видел. Что-то было такое и с носом ее, и с ее подбородком, и с расположением глаз, и с тем, что она называла сплошной диспропорцией, но ведь это же все-таки шарм, разве не так?! Неординарность. Изюминка.

“Меня словно карикатурист нарисовал, таких не бывает в природе!.. ” – “Слушай, Ю., а ты идиотка! ” – “И к тому же хромаю. Не замечал? ”

Не замечал. Я: “ Скажи, что еще заикаешься!”

“ Во всяком случае, у меня трясется голова, – сказала Юлия очень тихо. – С детства. Синдром навязчивых движений ”. И верно, голова у нее в самом деле тряслась, но чуть-чуть, совсем незаметно. Если это и синдром, то не ярко выраженный, почти изжитый. Может, в детстве сильнее тряслась. А сейчас она как будто мысленно соглашалась, когда ей что-нибудь говорили, или, напротив, как будто не соглашалась, потому что как будто не слушала, а думала о своем, или как напевала про себя какую-то нехитрую мелодию. И то – когда приглядишься. Я приглядывался. Она не обманывала. Ну и что? Разве у меня самого не трясется?

“Нет. У тебя – нет. А вот руки трясутся. Когда наливаешь ”.

И с хромотой то же самое – едва заметно. “ Зачем ты мне все это сказала, Ю., зачем? ” – “Чтобы ты не думал, что я

Долмату не пара. Не такой он и старый, ему сорок два. Он просто выглядит старше ”.- “Я бы дал ему пятьдесят ”.- “А мне? ”

Двадцать четыре.

“Двадцать пять ”,- сказал я, надбавив.

“ Тридцать семь, дорогой ”.- “ Не шути ”.- “ Возраст женщины выдают шея и руки. Посмотри… ” – И она показала мне то, что выдавало ее тридцать семь.