Петр Ореховский - Бутылка, законченная питьем ( Рассказы )

И все же спать со мной в одной постели при своем венчально-гражданском замужестве ей было совсем не обязательно.

Впрочем, я совсем не намного обманул свою жену. Моих денег, оставшихся после работы в фирме, хватило только на частный дом в трех часах езды от Москвы. Это уже не Московская область, потому и отдали сравнительно дешево. Зато недалеко – Ока.

По весне я собираюсь посадить картошку в своем огороде. С ума сойти!

Не занимался этим последние лет пятнадцать.

Мне отдали деньги за написанную для кого-то диссертацию, и я надумал заняться преподаванием и наукой. Решил держаться подальше от российского бизнеса какое-то время и нашел своих старых приятелей.

Они помогли мне устроиться доцентом в заштатный московский вуз.

Смешно: я и представления не имел, сколько зарабатывают нынешние доценты. Оказалось, что в два раза больше, чем учителя математики.

Хотя… Мне почти сразу начали предлагать заняться репетиторством, охотой за грантами и еще невесть чем. Но в эту зиму мне ничего не хотелось. У меня были соседи, с которыми я ходил в баню и пил водку по выходным. А во дворе меня ждала взявшаяся откуда-то здоровая косматая собака, по виду – помесь немца с колли.

Бывало, я вспоминал Таню. Это всегда поднимало волну теплой горькой грусти. В феврале я собрался позвонить.

Мне ответил ее муж, дал новый номер телефона. Я набрал ничего не говорившие мне цифры. Трубку сняла Таня.

Оказалось, что произошло много событий. Осенью они с мужем развелись. В качестве признательности за отсутствие претензий он купил ей с дочерью однокомнатную квартиру. Но в ней зимой было очень холодно.

Холодно было и во всем этом далеком теперь сибирском городе. Не хватало газа, мазута, даже угля. Правда, не отключали свет, и огромной популярностью пользовались электроплитки. Таня радовалась, что уже февраль и основные холода позади. Лена у нее опять часто болела, а сейчас лежала в детской больнице.

Таня не спросила меня, зачем я звоню, но сказала, что рада меня слышать. Повинуясь какому-то неясному мне чувству, я стал звать их с

Леной приехать ко мне. И она сказала, что если я их перевезу, то они поедут.

Странно, но у меня всегда были какие-то обязанности. Даже сейчас, когда я вел вольную жизнь, переговоры о моем отъезде, подменах на лекциях и прочем отняли у меня почти неделю. Но и это осталось позади. И я снова позвонил Тане. И в ответ услышал, что Лена умерла.

“Но от воспаления легких не умирают”, – глупо сказал я. “Умирают”, – сказала Таня.

Я перенес свой отъезд на два дня и ушел в холодное расчетливое пьянство. Жизнь научила меня понимать причинно-следственные связи. Я был одним из тех людей, из-за которых умерла Лена. У меня было множество оправданий, жаль только, что мне некому их было рассказать.

Я не представляю, как буду смотреть в глаза женщине, которая меня любит.

Водка не помогала, и я достал последний пакетик своей травы. Мне необходимо было дойти до состояния, когда в голове помещается не больше одной мысли. Оказалось, что это совсем не просто.

По приливу идиотского веселья я понимаю, что обкурился южной конопли. Через час это пройдет; сейчас главное – не выходить из дома и не предпринимать никаких действий. Я заставляю себя лечь, уставиться в потолок и пробую считать слонов. Вместо слонов вспоминается старый разговор с одним колоритным сибирским бухгалтером. “Изделие, законченное производством”, – сказал он.

Любовь, законченная ребенком.

Долг, законченный платежом.

Бутылка, законченная питьем.

В конце концов не так уж и смешно.

…Я приехал в этот сибирский город спустя одиннадцать дней после смерти Лены. Таня не повела меня на кладбище, а сам я не просил ее это сделать. За два дня я оформил документы об увольнении ее из школы и забрал трудовую книжку, в которой оказалось всего три записи.

Все время мне приходилось уворачиваться от множества ее подруг, которые смотрели на меня стеклянно-блестящими птичьими глазами.

Наверное, был кто-то и еще, кто пытался объяснить Тане, что она должна делать в эти и все последующие моменты ее жизни. В два-три дня, которые понадобились для того, чтобы собрать семь или восемь килограммов ее личных вещей, она плакала и изредка криво и жалко улыбалась мне дрожащим лицом.

Я познакомил ее со своими соседями. Как оказалось, в огородах она понимает больше меня. За три недели пустырь вокруг дома приобрел вполне ухоженный вид, и к Пасхе из земли стало вылезать множество не виданных мной зеленых ростков. Как-то Таня посвятила целых десять минут довольно энергичному объяснению мне разницы между стеблями моркови и укропа.