Валерий Попов - Горящий рукав

Алкогольный кризис, если я не ошибаюсь, подарила нам перестройка с ее надеждами на светлое будущее. И с такими вот реалиями. Еще более унизительной была процедура сдачи бутылок. В то время здоровье еще позволяло иметь дело со стеклотарой, сперва полной, потом пустой.

Очередь на сдачу бутылок занимала несколько часов. Время от времени проносились, как вихри, дурные слухи: "Бутылки по семьсот пятьдесят не берут! Молочные не берут". Отчаяние охватывало тебя: что придумают еще, чтобы помучить? Тесный, вонючий подвал с маленьким окошечком казался раем – там было тепло, но мучения на том не кончались. Капризный приемщик, бог этих мест, мог без объяснений отодвинуть половину твоих бутылок – "не возьму" или вдруг закрыть на неопределенное время вожделенное окошечко перед тобой, буркнув

"машина пришла" или вообще ничего не объясняя, и приходилось томиться в этом каменном мешке, не ведая, есть ли надежда. Господи, какую мы прожили жизнь!

И главное, как всегда, жесткие карательные меры, учиненные государством, ударили совсем не по тем, против кого они были направлены. Пьяницы вовсе не вывелись – напротив, они почувствовали себя социально значимыми людьми. Раньше знаменитый здешний гигант, по прозвищу Боря-боец, постоянно пребывал в самом жалком виде в окрестностях магазина. Теперь они стали королями этих мест. Кому, как не им, отдающим сюда все силы и время, было контролировать алкогольные потоки, а в конечном итоге и настроение людей. Теперь какой-нибудь развязный мальчонка ходил вдоль очереди, состоявшей из обычных, "не приближенных" людей, иногда снисходя к кому-нибудь из стоявших: "Ну что? Взять тебе?" Не все соглашались на это дополнительное унижение и дополнительный расход, но многие – соглашались. Мальчонка, собрав дань, подходил к небрежно раскинувшемуся на скамейке Боре. "Ну что?" – капризно спрашивал тот.

Мальчонка докладывал. Боря выслушивал и в зависимости от вдохновения и собранной суммы шел или не шел к служебному входу за покупками.

Даже милиционеры заискивали перед ним, развалившимся на скамейке!

Иногда в очереди раздавались возмущенные голоса, исходившие в основном от представителей жидкой в этих местах интеллигентной

"прослойки общества", – но все оставалось по-прежнему и даже хуже.

Зато Боря приобрел пестрый спортивный костюм и огромный магнитофон-кассетник, чтобы услаждать себя и друзей разбитной музыкой. "Когда же наступит справедливость? Ведь как нам было объявлено – процесс пошел?" Справедливость пришла неожиданная.

Однажды я застал у магазина многолюдную драку и, подойдя ближе, с изумлением увидел, что Боря и его приближенные – в красных повязках.

Наша власть знает, на кого ставить!

Не зря пожил я в Купчино. До этого знаменитый московский журнал

"Новый мир" возвращал мне рассказы – сначала без комментариев, потом с краткими и сухими комплиментами, и только "Боря-боец" проложил мне дорогу!

Хорошему делу всегда находятся помощники – это надо успеть уловить, почувствовать и потом не упустить это чувство до конца дней. Я уловил это сразу. На одном из занятий в объединении при "Советском писателе" появились незнакомые поначалу мужчина и женщина, оказавшиеся редакторами издательства. То были Фрида Кацас и Игорь

Кузьмичев. Игорь сказал в конце заседания:

– Есть такой журнал "Литература и жизнь" – оттуда звонили, просили вас присылать сочинения.

– Так в каком же разделе нас собираются печатать? – спросил ехидный

Марамзин.

– В разделе "и"! – сказал я.

Фрида и Игорь, вместе со всеми остальными, засмеялись. И мы подружились. И, держась за этих двух "ангелов", я пролетел по всей жизни и не упал.

Редактором первой моей книги, состоящей пока что из заготовок, назначили Фриду – и она, как папа Карло Буратину, терпеливо вырезала меня из тупого полена.

Так ласково и умно никто еще с моими творениями не обращался – из журналов приходили исключительно отказы. Причем по "сопроводиловкам" было ясно, что никто мои сочинения толком и не читал. Однажды мне даже вернули рассказ с отпечатком на нем подошвы. Помню, я радостно захохотал и даже стал потирать руки. Всегда ужасы жизни, чрезмерно накапливаясь, переходят в гротеск, разряжаются сверкающей молнией и громом хохота, после чего сразу легче дышать. Эту "подошву" на своем рассказе я долго носил с собой и радостно всем показывал.

И вдруг, после всех этих ужасов, – внимательная, добрая Фрида, которая – первая! – поняла, что я хочу сказать, и помогала мне сказать это! Откуда берутся такие терпеливые, добрые, понимающие люди? Из какого "рая"?